Вечера памяти Галича

После кончины Галича большинство западных средств массовой информации стало уделять ему значительную часть своего времени, однако в Советском Союзе на официальном уровне долгое время публиковались лишь разгромные статьи и выпускались такие же разгромные фильмы. Поэтому поминали Галича в основном частным образом - как, например, Александр Мирзаян : "Кто-то слушал "Би-би-си", и сказали [о смерти Галича]. Народ собрался в лаборатории, мы подняли поминальную чарочку за упокой души. На работе! У меня работа была хорошая - Институт теоретической и экспериментальной физики все-таки" [ 2079 ].

В годовщину смерти Галича на квартире его мамы Фанни Борисовны , которая жила на Малой Бронной, собралось человек пятьдесят отметить эту дату. Среди них были Александр Мирзаян, Владимир Бережков, Николай Каретников и другие. Однако ни о каких публичных вечерах, а уж тем более об официальном признании Галича не могло быть и речи. Поэтому вечера проводились исключительно подпольно, да и они были сопряжены с серьезной опасностью, так как стукачи могли проникнуть повсюду. В декабре 1977 года на квартире у Петра Старчика состоялся концерт памяти Галича, который упомянул диссидент Вячеслав Игрунов : "Галич только-только погиб, и буквально через день или два, самое большее - через несколько дней, у Петра Старчика состоялся вечер Александра Галича, где я и познакомился с Валерой Абрамкиным " [ 2080 ] (последний был одним из создателей КСП , а с 1978 года - членом редколлегии самиздатовского альманаха "Поиски" , за что в 1979 году ему дали шесть лет лагерей, а после освобождения - еще три года ссылки). Однако находились смельчаки, которые, вопреки запретам и очевидным последствиям для себя, публично исполняли песни Галича. Автор-исполнитель Ибрагим Имамалиев в своей книге "Барды" описал вечер, непосредственным участником которого был он сам. Этот вечер состоялся менее чем через год после гибели Галича: "Однажды утром, на одном из горслетов КСП, ко мне подошел Боря Гольдштейн и сказал: "Ибрагиша! Понимаешь, какое дело? Сашка (Ткачев) давно не появлялся на слетах, и народ просто жаждет услышать его песни, попроси его. Тебе, как другу, он не откажет?? Отвечаю - "Запросто!". Как только я обратился - Ткач тут же взял в руки гитару. Мы с ним сидели у самого входа палатки. После того как Саша взял 2-3 аккорда, невесть откуда набежала толпа в 200-250 человек, и среди них было человек 15 магнитофонщиков. Увидев эту катавасию вокруг нас, Ткач протянул мне гитару,- "Вот ты и начнешь". Но я, помня просьбу Бори, возразил - "Ты начинай, а я подхвачу!" -А что петь? Я наклонился к нему и сказал на ухо: - Посвящение Галичу,- и добавил,- конечно, без объявления. <...>Саша пристально посмотрел мне в глаза, потом развернулся к слушателям и, чеканя каждое слово, произнес: "Памяти Александра Аркадьевича Галича посвящается!" Это было "приглашение к танцу" для меня. Тут же, поняв, какую сейчас программу песен мы с Ткачем "выдадим", в середину круга вышел Гольдштейн и сказал: "Обращаюсь к совести и чести магнитофонщиков! Запись категорически запрещена!!!" (Нас - авторов - тогда берегли!)

Вздох разочарования вырвался одновременно из 15-ти уст! Мы в то утро пели с Сашей так, как будто соревновались, кто из нас двоих быстрее попадет на собеседование в ГБ (!) Потом я этот импровизированный концерт назвал "Утро диссидентского романса!" [ 2081 ]

С началом перестройки ничего кардинально не изменилось. Несмотря на объявленную гласность и все прочие замечательные вещи, чиновники и сотрудники следственных органов хотели "перестраиваться" меньше всего - первые два года КГБ продолжал изымать все, что связано с Галичем . Так, например, в 1986-м органы пришли с обыском домой к журналисту Марку Дейчу : "у меня забрали то, что называется самиздатом, забрали мою работу об Александре Галиче, с его правками и автографами. И потом, когда я, спустя несколько лет, пытался это найти, написал запрос в КГБ, мне ответили, что все это было сожжено. Хотя это неправда, поскольку дата сожжения была та же, что и дата обыска. А этого никак не могло быть. Поскольку если они намеревались на меня возбуждать какое-то дело, то как же можно было сжигать улики? Но потом я понял, что, скорее всего, их библиотека таким образом и пополняется". Другой яркий пример. Одессит Петр Бутов в 1982 году был осужден областным судом за хранение целого ряда изданий. Их перечень начинался со сборника стихов "Поколение обреченных" , в котором, как утверждало обвинительное заключение по его уголовному делу, "А.Галич с антисоветских позиций возводит грубую клевету на коммунистов, органы правосудия и управления СССР, извращает политику партии и Советского государства в области внешней политики. Вся книга проникнута ненавистью к Советской власти" [ 2082 ].

В феврале 1987 года Бутов вышел из лагеря, а в начале 1989-го ему на глаза попался свежий номер газеты "Вечерняя Одесса" за 21 января, в котором была напечатана статья Евгения Голубовского "Возвращение А.Галича". Статья была посвящена готовящейся премьере спектакля "Матросская тишина" в Одесском украинском музыкально-драматическом театре имени Октябрьской революции. В связи с этим 6 февраля Бутов написал письмо главному редактору газеты - мол, как же так: мне было инкриминировано по статье 62ч. 1 УК УССР хранение антисоветской книги Галича, и этот приговор до сих пор не отменен, а творчество Галича по-прежнему официально запрещено. Вы же публикуете о нем статью, то есть, получается, занимаетесь антисоветской пропагандой и вводите в заблуждение читателей, так как с точки зрения правоохранительных органов творчество Галича до сих пор является преступным и за него легко можно привлечь к уголовной ответственности. Отправив это письмо, Бутов через некоторое время зашел к своему другу Борису Херсонскому , и тот спросил его, как должна поступить с письмом редакция газеты и правильно ли будет, если она отправит его в областную прокуратуру. Бутов согласился и вскоре получил оттуда потрясающий ответ за подписью прокурора В.В.Дацюка : "Сообщаю, что в связи с поступившим от Вас заявлением, адресованным в редакцию газеты ?Вечерняя Одесса?, по делу, по которому Вы были осуждены в 1982 году, проведено расследование. Установлено, что в процессе предварительного следствия нарушений законности не допущено, все процессуальные действия проведены в соответствии с требованиями Уголовно-процессуального кодекса УССР. По делу имелись достаточные основания для привлечения Вас в 1982 году к уголовной ответственности и осуждения в соответствии с действующим законодательством". Вот так. Один - про Фому (то есть про законность публикации статьи о Галиче), другой - про Ерему (о том, что Бутов был осужден правильно). Тем не менее переломным в отношении Галича стал 1987 год. "В марте провели конкурс песни, заключительный концерт которого прошел в ДК МИСиС [ 2083 ] , - вспоминает Игорь Каримов.- В начале вечера я показал слайд-программу, в которой звучали песни ушедших авторов, и среди них впервые за двадцать лет открыто прозвучал голос Александра Галича. Он пел "Когда я вернусь". Для всех для нас это была победа. Правда, в МГСПС [ 2084 ], идя на компромисс, уговаривая разрешить показ, я пообещал, что имя Галича при этом звучать не будет. <...> Но достаточно было только появления фотографии Галича на экране, как в зале раздались аплодисменты (его фото было не первым, там были и другие авторы, но аплодисменты - только Галичу)" [ 2085 ]. Официально его творчество все еще находилось под запретом, но уже подул ветер перемен, и его дыхание ощущали все. Вместе с тем чиновники на местах по- прежнему не решались взять на себя ответственность за проведение вечеров памяти поэта. Атмосфера этого переходного времени лучше всего показана в письме Александра Сопровского Бахыту Кенжееву от 6 мая 1987 года:

"Думал ли я, например, что буду ходить по исполкомам и общаться с героями Галича, пробивая вечер памяти Галича в зале на 900 мест?.. Пока неясно, выйдет ли, никто не спешит брать на себя ответственность - но, что характерно, никто не хочет и запрещать, а частным порядком все партийные и советские чиновники хором твердят: любим, знаем, как замечательно. Вот какие времена. Месяца уже четыре только и делаю, что бегаю, звоню по телефонам, пишу речи да толкаю их с кафедр" [ 2086 ].

Но вскоре ситуация начала меняться. "Лето 1987 года,- вспоминает Елена Вентцель ,- первые попытки ввести Галича в круг упоминаемых. Нет. Запрещение. Запрещали впрямую. Но и те, кто склонен был "разрешить", тоже колебались: "Мы-то не против, но там-то? Понаведайтесь туда-то?" Нигде разрешения на вечер памяти Галича не давали. Первые вечера памяти проводились под какими-то туманными заголовками, вроде "Из театрального прошлого". И все равно люди узнавали об этих вечерах" [ 2087 ]. Между тем первый полуподпольный вечер состоялся 11 июня 1987 года. Своими воспоминаниями на нем делились: Владимир Соколовский (полковник, школьный товарищ Галича) [ 2088 ], Елена Вентцель (И.Грекова) , Фазиль Искандер , Юрий Карабчиевский , Юлий Ким , Александр Мирзаян , Александр Сопровский . Некоторые участники ( Петр Старчик , Сергей Чесноков , Дмитрий Межевич , Максим Кривошеев ) исполнили песни Галича.

По иронии судьбы, это мероприятие проводилось в Доме культуры типографии "Красный пролетарий", который располагался по улице Делегатской, дом 7 (метро "Цветной бульвар"). Как сообщает первый выпуск информационного бюллетеня "Гласность" (июнь 1987г.), выступали "неофициальные? литераторы" Карабчиевский и Сопровский, Юлий Ким и П.Старчик со своими песнями [ 2089 ]. В некоторых выступлениях были заметны попытки "оправдать" Галича, отрицалось, что его можно считать эмигрантом, заявлялось, что он - не был антисоветчиком. [ 2090 ]. Предыдущие попытки организовать вечер не удавались из-за отказа отдела культуры Мосгорисполкома и других инстанций разрешить вечер, хотя, по словам их представителей, сейчас такое время, что и запретить они не могут [ 2091 ]".

В 1980-е годы в типографском клубе "Красный пролетарий" часто проходили подпольные вечера - в том числе рок-певцов. Художественным руководителем этого клуба был Владимир Зубрилин . Он и организовал вечер, посвященный Галичу (вскоре Зубрилина сняли с должности), так как, по словам Юлия Кима, "имел право устраивать концерты на этой сцене. И он договорился, что после какого-то местного районного административного совещания вечером будет вечер песен 60-х годов. Так он назывался [ 2092 ]. Хотя все исключительно знали, что это будет вечер памяти, будет вечер песен Галича. Это не было нигде широко объявлено. Реклама шла только по телефону от знакомого к знакомому" [ 2093 ]. Кроме того, проведению этого вечера сильно противился член Политбюро Егор Лигачев , который в то время был секретарем ЦК КПСС по идеологии [ 2094 ].

Однако вечер состоялся, и зал был забит до отказа. Как вспоминает Валерий Гинзбург , "в зале, вмещавшем человек двести, собралось в два-три раза больше людей. Причем вечер не афишировался, но, как известно, беспроволочный телеграф работает обычно у нас в России значительно лучше, чем, так сказать, официальный. Сидели по двое - по трое на одном стуле. И этот первый вечер, на котором выступали многие люди, вела Нина [Крейтнер] " [ 2095 ]. Другие сведения о количестве зрителей назвал Юрий Карабчиевский : "Первый вечер памяти Галича прошел в 1987 году, в июне, в маленьком зале на шестьсот человек. Набилось человек девятьсот. Сидели, стояли, чуть не лежали. Вечер провели в девять часов, как бы чтобы никто не знал. Нигде ничего не объявляли, никаких билетов, никаких афиш" [ 2096 ].

В этом мероприятии принимал участие и Юлий Ким : "Я присутствовал при первом вечере, посвященном Галичу, в Москве. Дело было в июне. Стояла жара отчаянная. Забыл, к сожалению, фамилию этого человека - Володя, помню, его звали,- который заведовал бардами в некотором клубе, по-моему, Крупской, за спиной театра Образцова (был такой шикарный клуб), и он первый осмелился провести вечер памяти Галича, его так специально не объявляя, а назвав его скромно: "Вечер, посвященный бардам 60-х годов", но вся Москва знала, что это будет о Галиче, и поэтому весь президиум уже был из тех, кто близко знал Галича,- там, в частности, сидел и Сережа Чесноков , и сидел Фазиль Искандер , и сидела писательница знаменитая Грекова , которая тоже очень хорошо знала Галича. И вечер начался в девять часов вечера, и битком был народ [ 2097 ], все окна были нараспашку, и шло это без перерыва, потому что перерыв было невозможно объявлять - так было тесно и много народу. Этот вечер так три часа подряд и прошел" [ 2098 ].

А вот что рассказывал Ким на самом вечере 11 июня 1987 года: "По моим данным, этот вечер должен был состояться сначала 12 мая, потом 17-го, потом 20-го, но все откладывался и откладывался". А когда организаторы захотели выяснить, в чем дело, чиновники им сказали: "Вы подождите. Должна быть публикация, а после нее будет концерт" [ 2099 ]?. Имелось в виду упомянутое Кимом интервью Булата Окуджавы газете "Московские новости" , где тот сказал: "Александр Галич был поэтом, в творчестве которого появились две струи: "вообще"- поэтическая струя и струя разоблачительная, где он был очень силен" [ 2100 ]. Вскоре было опубликовано еще одно похожее высказывание Окуджавы :

"Был я, был Шпаликов, был Галич, чья судьба так трагически оборвалась - на чужбине, среди чужих людей; а он был весь из нашего языка, нашей поэзии, Корней Чуковский называл его преемником гневной музы Некрасова. Десять лет прошло с его смерти, и сегодня мы, я думаю, обязаны объективно оценить его поэзию - дух нашего времени таков." [ 2101 ] Этими двумя публикациями чиновники как бы подготовили почву для первого ("пробного") вечера Галича. Следующий большой вечер также был проведен в Москве, но лишь четыре месяца спустя - 14 октября. Согласно воспоминаниям Юрия Карабчиевского , прозвучавшим на первом в Советском Союзе вечере издательства "Посев" и журнала "Грани" 10 января 1990 года в Большом зале ЦДЛ, на афише второго вечера Галича было написано: "Вечер, посвященный 125-летию К.С.Станиславского" [ 2102 ]. Обстановку вокруг этого события обрисовал писатель Руслан Киреев : " Елена Сергеевна [Вентцель] позвонила 13 октября. Это был вторник. Деловым, непривычным для моего слуха тоном осведомилась, свободны ли мы с женой завтра вечером. Разумеется, мы были свободны. Тогда она тем же суховатым тоном сообщила, что завтра, если ничего не произойдет, состоится вечер памяти Галича. Организует его Политехнический музей, но в целях конспирации проводит подальше от центра, во Дворце культуры завода имени Владимира Ильича . До последнего момента не было известно: запретят? не запретят? Не запретили! Выступали Фазиль Искандер, Юлий Ким, ну и, конечно, Елена Сергеевна" [ 2103 ].

Во время своего выступления Елена Вентцель говорила о совместной работе с Галичем над пьесой "Будни и праздники": "Я не драматург. Все, что было драматургического, было галичевское, а не мое. Я стесняюсь несколько, но когда говорю, что это была великолепная пьеса, то отношу это только на счет Галича; у меня был рассказ, и не больше." [ 2104 ]

В тот же день - в среду, 14 октября 1987 года - состоялся первый вечер памяти Галича в подмосковном Троицке , в клубе Физического института. На этот вечер ездила Елена Боннэр [ 2105 ]. И вообще подобные вечера стали проходить уже по всей стране. А 13 октября в Большом зале московского ДК имени Зуева состоялось открытие Театра авторской песни , который организовал автор-исполнитель Юрий Лорес вместе со своими друзьями Иосифом Фишманом и Сергеем Ходыкиным . В декабре, к 10-летию со дня гибели Галича, на сцене этого театра был проведен большой концерт, где выступили Владимир Бережков , Виктор Луферов и Александр Мирзаян . "Декабрьская программа называлась по строчке В.Бережкова "Своих ушедших оживим", - вспоминает Лорес.- В ней звучали песни и стихи В.Высоцкого, Ю. Визбора, Л.Губанова, Н.Матвеевой и посвящения им. Но главное - песни и стихи еще остававшегося под запретом А.Галича. И оттого, что все неугодные уже разрешены, а он еще нет, фигура А.Галича в программе вырастала до гигантских размеров или, может быть, становилась центром, вокруг которого все движется. И, несмотря на то, что Володя, Витя и Алик рассказывали про А.Галича, которого знали лично, главной песней в программе было посвящение М.Кочеткова "Русский барин в норвежском кафе". Может быть, именно эта песня выражала идею программы.

После этой премьеры мы с С.Ходыкиным были вызваны "на ковер" сначала в районный Отдел культуры, потом в РК КПСС, потом в МГК КПСС. С нами беседовали, делали строгие лица, но напрямую наложить запрет никто уже не смел" [ 2106 ].

А чуть позже состоялся вечер в Доме медиков на Большой Никитской , где только что обосновался литературный клуб "Московское время" . Руководитель этого клуба Александр Сопровский приложил максимум усилий для проведения вечера Галича. За подробностями обратимся к рассказу Юлия Зыслина, чья родная тетя Пера Исааковна Зыслина (ее мужа звали Михаил Борисович Гинзбург ) была знакома с мамой Галича, Фанни Борисовной , и близко общалась с ней и с Аркадием Самойловичем Гинзбургом вплоть до своей кончины в 1961 году:

"На моих глазах та же поэтическая галичевская бомба взорвалась и в 1988 году в популярном Московском клубе ЦДМ - Центральный Дом Медиков, что расположен на улице Герцена (ныне снова Большая Никитская) недалеко от Московской консерватории и совсем рядом с Театром имени В.В.Маяковского. Отмечалось десятилетие со дня смерти Галича. <...> И вот вечер памяти Галича, как я теперь понимаю,- для узкого круга. Показывали редкие киносъемки. Центральными сюжетами были "Баллада о Януше Корчаке" и песня "Памяти Пастернака". Съемки не очень качественные, но голос и гитара звучали отчетливо и воздействовали очень сильно. Атмосфера была тоже соответствующая - торжественная, эмоциональная, наэлектризованная. <...> Небольшой уютный зал ЦДМ, заполненный, по-моему, наполовину, просто замер" [ 2107 ].

Ссылки: