После смерти С.П. Королева в Ю.А. Гагарине что-то изменилось

Вся жизнь моя кажется мне сейчас одним прекрасным мгновением", - сказал Юра перед стартом космического корабля. И не было в его словах грусти, которую я слышу сейчас. Мне кажется, что после смерти Сергея Павловича Королева что-то изменилось в Юре. Как бы это точнее передать? Посуровел он, строже стал к себе. Не раз повторял, что неуютно ему как-то, что почести за полеты - им, космонавтам. Он весь ушел в работу. Потом уж мне сказали, что он серьезно готовился к новому полету, что в январе 1967 года был утвержден дублером Владимира Михайловича Комарова . А в апреле того года Владимир Михайлович погиб... Юра весь почернел от горя. - Неизведанное всегда непредсказуемо, коварно, - сказал тогда Юра. Но это объяснение не заглушало боль. Опасность, которая раньше только проглядывала, показала себя. Теперь я стала бояться. Я ведь надеялась, что космонавты, уже побывавшие в полете, больше не подвергнутся этому испытанию. Но ведь Владимир Михайлович уже во второй раз совершал полет... А Юра, поняв мое состояние, старался ничем не тревожить меня, был неизменно ровен. Когда я его пыталась расспросить о работе, отшучивался, говорил, не подослала ли меня иностранная разведка. Но я чувствовала, чувствовала! Он почти не выезжал в заграничные поездки, да и по стране летал не так часто, как раньше. Зато не пропускал физзарядку, где бы ни был, много занимался спортом, подтянулся, за полночь засиживался за конспектами, книгами. На мои вопросы отвечал:

Я же военный, мама! Работаю! По-прежнему, едва выдавалось время, старался приехать с Валей и дочками, а то и один, в Гжатск. По своим депутатским делам, да нас проведать, отдохнуть. В последний раз Юра приехал в Гжатск 4 декабря 1967 года. Были с ним Валя, Леночка, Галочка. Приехал Толя Воронов с женой, мальчишками. Прихватили они и Тамару .

Гостей тот приезд собрал очень много, было весело, как всегда, когда приезжал Юра. Наутро намечалась охота, из-за которой вечером еще спор возник. Мужчины никак не хотели брать в лес женщин. Жены смирились с отказом, а Тамара чуть не расплакалась.

- Крестный! Обещал же! - обратилась к нему за поддержкой.

- Ведь точно обещал! - утвердительно сказал Юра. - Обещание всегда надо исполнять.

И взял ее с собой. На другой день вернулись с добычей - лосем. Юра, обращаясь к охотникам, сказал: Видите, приметы неверны: женщина принесла удачу! Все были усталые, голодные, но веселые, довольные. После ужина пошли гулять по городу. Прошлись по улицам, осмотрели новые кварталы, попили родниковой воды из ручейка у Гжати. Даже песни слышались с реки. Алексей Иванович потом им сделал выговор: Покоя соседям не даете! Я не могу веселья портить, даже если замечания правильные. И надо сделать - а молчу. А тут они все были такие румяные, хохочущие, задорные, молодые. Уезжали на другой день вечером. Сели все в машины. Юра как будто не мог расстаться, все прощался, прощался. К одному подойдет, к другому, к третьему, опять к отцу, опять ко мне. Зою все спрашивал: Что я могу для тебя сделать? Мне ничего не надо, Юра. Посторонние и то говорят. Так то посторонние, - отвечает Зоя. Живете вы тесно... Не тесно. Забыл, как в том доме ввосьмером жили, а теперь нас трое. Наконец машины пошли.

Что с Юрой? С чего загрустил? - подумалось мне. - Что ж, бывает.

На мой день рождения - 20 декабря - Юра приехать не смог, загодя позвонил, извинился, объяснил, что уезжает. Обычно он старался никогда этот день не пропускать. Так что, если говорил, что не может приехать, - значит, уж точно не мог. Сразу после Нового года приехала я к Юре - побаливало у меня сердце. Определил он меня в больницу, приходил проведать, шутил, вспоминал наши семейные обычаи, случаи разные, веселил, как мог. В феврале врачи выписали меня, и Юра настоял, чтобы я поехала в Звездный.

Мама! У меня такой праздник! Закончил академию! Я, конечно, сразу согласилась. Позвонил он Зое, чтобы приехала к нему на торжество. Отпраздновали по-семейному. Уехали домой 19 февраля. Это была наша последняя встреча. Юра, провожая нас, заверил: Скоро не обещаю быть. А вот 30 марта в Гжатске буду. Дело в том, что именно в этот день мы отмечали рождение Алексея Ивановича. Родился-то он 27 марта, но по деревенскому обычаю справляли его именины. И в предпоследний мартовский день Юра всегда бывал с нами. Коли не мог, был "вне сферы досягаемости", как он выражался, получали мы от него теплые поздравления. Открытка пришла от него 8 марта, но это была весточка мне. Девятого позвонила я Юре, поздравила его с днем рождения и Галочку , у которой день рождения был 7 марта. Это был наш последний разговор.

Узнала, что заболела Валя. Сын еще укорил нас, что мы посменно в больнице лежим. Я-то видела, что он тревожится за жену, за девочек, которые подолгу оставались без родителей. 23 марта в Звездный приехали Валентин, Борис, Зоин сын Юрик. Юра привез Валю, которую на два выходных дня отпустили из больницы. Родные оставались два дня. Гуляли, отдыхали, фотографировались. Юра обещал проявить пленку, через неделю в Гжатск привезти готовые снимки. Он уезжал в командировку. Как много раз до этого. Наступил день 27 марта. Поздравила я Алешу, стали мы с Зоей помаленьку готовиться к гостям: прикидывали, что имеется и чего недостает, что купить, что приготовить. Поздравительной открытки мы от Юры не ждали - сам обещал приехать.

Но вот и не звонит... Сердце щемило. Отнесла я эту боль на болезнь. На следующий день забежала к нам Зоя, удивилась, что отец радиоприемник выключил: он любил по радио слушать "Последние известия". Включила, в дом ворвалась фраза: "...при выполнении тренировочного полета на самолете трагически погиб..." - в приемнике затрещало. Зоя стала было настраивать, но передача уже кончилась, зазвучал траурный марш.

Я поняла! Я не хотела верить!!! Глянула на Алешу - он сидит без кровинки в лице, руки его дрожат. Через минуту сообщение повторили. Алеша не сказал - прошептал: Нюра! Нюра! Зоя бросилась ко мне: Мамочка! Нет! Нет! К дому бежали люди. Первой пришла на помощь Мария Михайловна Хайрулина , заведующая отделением больницы, где Зоя работала. Она собралась сделать мне укол, но я попросила: Помогите Алексею Ивановичу. Хлопнула дверь подъехавшей машины, быстро вошел секретарь горкома партии Николай Иванович Артюхов . Больше ничего не помню.

Как сквозь сон мерещится, что поехала я с детьми в Москву. Алексей Иванович выйти из дома не смог, слег. Стояли мы в Краснознаменном зале Центрального Дома Советской Армии. Валя была, родные летчика Серегина. А потом - последний путь сына. Шла я, головы поднять не могла. Так и осталась в глазах брусчатка Красной площади. Много позже рассказали мне люди о последних часах Юры.

Накануне, 26 марта, он беседовал в Москве с главным редактором издательства "Молодая гвардия" о книге "Психология и космос". Поехал в больницу к Вале, понимая, как она тоскует без него, девочек, рассказывал ей о домашних делах. Все откладывал и откладывал уход. Валя, зная, что у Юры в 16.00 должна быть предполетная подготовка, сама сказала ему:

- Поезжай, опоздаешь.

- Успею.

Подготовка началась по расписанию. На следующий день намечались полеты. Составил расписание и на 28 марта: побывать у Вали, потом - во Дворец съездов на торжественный вечер, посвященный 100-летию со дня рождения А.М. Горького. Конец дня он провел дома, с девочками. Как всегда накануне полетов, рано лег спать.

Память собирает вместе разговоры, сообщения. Матери все дорого в ребенке, от его первого движения до последнего вздоха. Но не дай бог пережить последний вздох сына. 27 марта он встал, как всегда перед полетами, рано и, как всегда - с детства - легко. Включил радио, вдруг услышал осторожные детские шаги, тут же лег, приняв сонную позу. Вошла Леночка:

- Я знаю, что ты не спишь, папка! Не притворяйся! Они несколько минут обсуждали детские дела и заботы, которые Юре всегда были интересны. Но распорядок не должен нарушаться. Юра отправил малышку досыпать, сделал зарядку, принял душ, побрился, оделся, прошел в кабинет. Бывало, когда я жила у Юры, я замечала, что он на просмотр писем отводил утренние часы. В тот день времени было мало, но и в полчаса он успел прочитать несколько писем и ответить на них.

Ссылки: