 |
Гагарин Ю.А. в 1-м Чкаловском военно-авиационном училище
Познакомилась я с ними 27 марта 1984 года в лесу под Киржачом . Они - шестеро пятидесятилетних мужчин - подошли ко мне. Оказалось, вместе с Юрой учились в авиационном училище. Сказали, что прочитали "Повесть о сыне" - мою первую о нем книгу, как раз говорили о ней. Один из летчиков чуть замялся. Я поняла - есть какое-то замечание. Критика - вещь неприятная, но нужная. Попросила продолжить.
- Анна Тимофеевна! Получается, что Юрий был добрым, чутким, отзывчивым...
- А разве не так? - спрашиваю.
- Так! Но он был настоящим командиром: требовательным, не терпящим никаких компромиссов в вопросах, касающихся службы. Если что не так случалось, шел до конца, отстаивая правду. Напишите об этом.
Что написать? Какие случаи были? Ведь я не знаю. Ну, просто укажите, что был он твердым, умным командиром, что эти качества закладывались в училище, где ему впервые было поручено командовать людьми. Летчик протянул листок с фамилиями, номерами телефонов: Юрины товарищи, которые вместе с ним начинали военную службу, которые, как и он, с авиацией связали всю жизнь.
Юрино сообщение об училище мы с Алексеем Ивановичем встретили по- разному. Он, как бы между прочим, заметил: Что ж это такое? Опять учеба! Работать-то когда? Вопрос был важный, жизненный вопрос, поэтому я возразила Алексею Ивановичу. Есть желание у сына - пусть учится. А у Юры больше, чем просто желание, у него все так хорошо получается!
Рассказала мужу, какое для меня было потрясение в детстве, когда я поняла после окончания Путиловского училища, что никогда уж мне за парту не сесть. Рекомендации были, способности были, желание так и переполняло меня. Но не было главного для продолжения обучения - денег в нашей рабочей семье. Так неужели же сыну своему отсоветуем учиться? Тем более что семейные обстоятельства благоприятно складывались.
Жили мы в это время одной семьей с Зоей , ее мужем, детишками. Валентин с женой поставил рядом дом и, хоть в семье его уже было трое детей, в тяжелой, мужской работе нам не отказывал. Убедила я моего Алешу. Написала Юре, что мы рады его решению, прямо сказала:
"Есть, сынок, желание - учись. Чем сможем - поможем". Первое письмо из Чкалова (ныне - Оренбург) заняло несколько страничек. Еще бы! Город-то был для Юры совершенно удивительным. Он отметил, что на улицах встречаются лошади и... верблюды. Но, конечно, больше всего в письме было об училище. Я уже заметила, что Юра всегда находил повод, чтобы гордиться делами того коллектива, в котором жил, где учился. Вот и сейчас он описывал славные дела людей, окончивших его военное училище.
Здесь получили путевку в небо летчики, имена которых гремели еще до войны: Михаил Громов , Андрей Юмашев , Анатолий Серов .
Более ста тридцати выпускников училища стали Героями Советского Союза. Юра писал, что от вступительных экзаменов он освобожден, потому что у него диплом об окончании техникума с отличием, да и рекомендации из аэроклуба очень крепкие. Но он помогал готовиться товарищам. Отсеялась почти половина поступавших. Юра сожалел о неудачах ребят, с которыми уже успел подружиться. Прошедших испытания зачислили, подстригли под машинку, выдали форму. Она очень понравилась Юре. С какими подробностями он перечислял атрибуты новой одежды! Началась его новая жизнь.
"Работа в училище предстоит большая", - писал сын. Это сразу же стало ясно, потому что первые месяцы из Оренбурга, кроме поздравительных, праздничных открыток, ничего не приходило. Значит, так был занят, что лишней строчки черкнуть было некогда.
Но тут, когда волнения у нас в доме улеглись, Юра сам чуть не ушел из училища. В конце пятьдесят пятого тяжело заболел Алексей Иванович . Однажды утром почувствовал он слабость, прилег и едва не задохнулся - горлом пошла кровь. Думал отлежится - пройдет, но слабость не проходила. Врачи не смогли сразу определить заболевание. День - другой не садилась я за письмо Юре. Алексею Ивановичу становилось все хуже. Зоя укорила: - Разве можно от Юры скрывать? Почему не сообщаешь? Я-то знала, почему. Написала. Он сразу же ответил: подаю рапорт, обязан приехать, помогать. Но тут запротестовал Алексей Иванович:
- Напиши, Нюра, чтобы не приезжал. Зачем это? Напиши - помирать не собираюсь, справлюсь, - говорил он негромко, прерываясь, но твердо.
- А лучше пошли-ка телеграмму. А то учудит, не посоветовавшись. Разговор Алексея Ивановича утомил, полез он по деревенской привычке на печку, заснул, проспал долго. Что случилось, не знаю, а только пошло здоровье на поправку. Я сразу же поторопилась Юре все описать. Он ответил: отлегло, мол, от сердца, а то уж стал планировать, где смог бы работать, какую специальность предпочесть: литейщика или мастера в ремесленном, чтобы быть с отцом, чтобы маме помочь. Вслед за поздравлением с Новым годом в 1956 году пришло долгожданное письмо. Юра поделился, что готовились к важному событию в жизни каждого советского воина - принятию присяги. Это произошло 8 января 1956 года. В письме дата была подчеркнута. Сыну хотелось, чтобы мы ее запомнили. Мы запомнили этот день! Алексей Иванович сказал, что сам напишет Юре. Было понятно, что отцу хочется дать напутствие сыну-воину и окончательно успокоить.
Алексей Иванович редко писал. Если брался за письмо, то по очень важной причине. Юра запомнил это письмо, даже в книге своей "Дорога в космос" о нем подробно написал. Он отметил, что, неся впервые караул у знамени училища, вспомнил это письмо, полученное накануне из Гжатска. Вот что написал он: "Давая мне советы и напутствия, отец писал: "Юрий, где бы ты ни был, помни одно: колхозники и рабочие уважают честных, мужественных и храбрых людей, каждый советский человек ненавидит и презирает трусов. Малодушный никогда не поборет врага, потому что не верит в свои силы, не верит в стоящих рядом товарищей, не верит в победу". Письма не было перед глазами, и прочел-то я его всего один раз, но припоминал из него фразы, сразу вдруг пустившие глубокие корни: "Честный воин бьется с врагом до последнего дыхания, до последней кровинки, предпочитает смерть бесчестию и полону". И хотя письмо было написано рукой отца, я знал, что писалось оно вместе с матерью. "До последней кровинки" были ее слова. Отец и раньше давал мне умные наставления, говорил, что честность, как солнечный луч, должна пронизывать собою всю жизнь, учебу и службу солдата, войти в его плоть и кровь. Отец требовал, чтобы я соблюдал порядок не только при начальниках, но всегда и всюду, при всех условиях. - Военная гордость - глубокое народное чувство, - говорил он Валентину, мне и Борису - своим сыновьям. И мы на всю жизнь запомнили его слова".
Слова Юры из его книги для меня как привет из прошлого от моего сына и как свидетельство его неизменного внимания и уважения к родителям. С уважением писал он нам о своих командирах, о распорядке, дисциплине. Никогда не жаловался на строгость военных требований. Мне кажется, что он не чувствовал какого-либо стеснения от выполнения правил. Он был очень организованным, любил порядок во всем и всегда: в занятиях, одежде, делах. Я неизменно любовалась: какие же у него аккуратные тетради, конспекты, чертежи! Посмотреть приятно! Самые обычные, а будто на выставку приготовленные. Подтянут и строен он был в любой форме - учащегося, студента, курсанта. Накануне мартовского праздника пришло мне из училища письмо. Командир Рябиков писал:
"Уважаемая Анна Тимофеевна! В Международный женский день 8 Марта командование части, где служит Ваш сын Гагарин Юрий, поздравляет Вас со всенародным праздником. Вы, Анна Тимофеевна, можете гордиться своим сыном. Он отлично овладевает воинской наукой, показывает образцы воинской дисциплины, активно участвует в общественной жизни подразделения. Командование благодарит Вас за воспитание сына, ставшего отличным воином, и желает Вам счастья в жизни и успехов в труде".
Каждой матери приятно, когда слышит она похвалу своему ребенку. Отрадно было получить такое поздравление именно в начале марта. Для меня в эти дни двойной праздник: 8 марта наш общий, а 9-го - день рождения Юры.
Вот передо мной его письмо двоюродному брату Володе , написанное в марте 1957 года. Володя тогда плохо выступил на лыжных соревнованиях и очень переживал это.
"Вова, здравствуй! Вчера вечером получил от тебя письмо, за что большое тебе спасибо. Решил сегодня написать письмо, хотя времени свободного у меня не больше, чем у тебя. Я недавно послал письмо Лиде, в котором просил узнать, почему от тебя нет долго ответа. ...Живем мы сейчас среди широкой оренбургской степи. Кругом метель, вьюга да ветер воет, как в трубе. В феврале у нас была отличная погода, а с самого начала марта и до сих пор даже не хочется носа наружу высовывать. Все время ветер, вьюга, бураны. Порой бывают такие, что в десяти метрах ничего не видно. В такую погоду даже никого никуда не пускают из казармы. Уже надоела такая канитель, скорей бы приходила весна. Спасибо за поздравление с Днем Советской Армии. ...Вообще-то печально у тебя с лыжами получилось. Знаешь, бывает так, что кажется: все складывается против тебя. Но главное - не сдаваться и добиваться своего. Я думаю, ты так и делаешь. Конечно, обидно бывает, когда так получается, но ты не волнуйся. Сейчас ведь у тебя главное - учеба. И я рад за тебя, что все идет хорошо. Вот когда будешь учиться в институте, тогда дашь полную волю своим спортивным способностям. Куда ты думаешь идти после окончания десяти классов?" "Главное - не сдаваться и добиваться своего". С таким настроением Юра жил всегда. Он и окружающих заражал бодростью, уверенностью. А потом в письме - речь о разных событиях и, конечно, об учебе.
"Сейчас некогда разъезжать. Учим серьезную технику. Требуется много серьезного труда, чтобы знать. А знать ее необходимо хорошо. Вот и приходится поднажимать. Приближаются экзамены, будет вообще горячая пора". Письмо это большое. Идет серьезный разговор, а потом Юра добавит: "Ну, понял что-нибудь?" Будто над собой усмехнется. Он любил шуткой, улыбкой перемежать разговор. Так и в письмах.
В отпуск Юра приехал вскоре после ноябрьских праздников. Приехал он с уже отросшей шевелюрой, в форме с нашивками сержанта. Конечно, ему сразу же захотелось все осмотреть, повидать. Привез нам подарки. Вообще ни разу не было случая, чтобы Юра приехал с пустыми руками. Даже когда учился в ремесленном, где денег у него было - меньше некуда. Я чувствовала, что Юра хочет о чем-то поговорить со мной наедине. И догадывалась, о чем. В последних весточках из Оренбурга часто мелькало имя - Валя Горячева . Я сама в его годы познакомилась с гармонистом Лешей Гагариным. Вот только радостью мне с родителями не пришлось поделиться: отец и мама к тому времени умерли. Не с кем было посоветоваться. В один из вечеров, когда мы с Юрой остались одни в доме, подошла я к нему.
Поняла, что сам он все никак не решается начать, и спросила: Расскажи, сынок, про Валю. Он обрадовался - трудное начало пройдено, поведал, что познакомился с девушкой на танцевальном вечере в училище. Юра рассказал о Валиной семье. Там было шестеро детей. Хорошо, когда в семье много ребятишек! Значит, все к труду приученные, неизбалованные, - сказала я. Это я знала по опыту. Валя была самая младшая среди трех братьев и трех сестер. Она работала на телеграфе, а теперь поступила в медицинское училище. Я у них часто бываю, - сказал Юра, - эти праздники тоже отмечал у Горячевых. Разговор у нас был откровенный, я спросила
- Думаешь расписаться? Юра неопределенно пожал плечами. Но мне показалось, что вовсе не от нерешенности, а потому, что он очень ответственно относился к своему слову. Сказал - значит, так и будет. Он же еще был курсантом, не мог содержать семью, поэтому, видно, считал, что о женитьбе говорить рано. Мне хотелось напутствовать его. Знала, что и не спрашивая, он ждет моего слова. Поэтому сказала: Если любишь, то женись. Только крепко, на всю жизнь, как мы с отцом. И радости и горе - все пополам. Говорила я с ним о женитьбе как о деле решенном, и Юре это было по душе. Разговор у нас с ним был долгий. Семейные дела сложные, всяко бывает. На другой день Юра сказал, что хочет возвратиться в Оренбург. Я поняла его, не стала упрашивать остаться: его ждала любимая девушка. Теперь он, уже не таясь, писал из Оренбурга о крепнущей любви, о планах. Об учебе сообщал в общих чертах - ведь был он военным человеком, да, пожалуй, мне не все было бы и понятно. Но как-то сообщил, что у него произошло ЧП: получил он тройку. В следующей строчке уточнил: "Мама, не волнуйся, я ее исправил". Знал, что мне это сообщение будет неприятно. Это была первая тройка за все время его учебы. Поставил преподаватель справедливо, а Юра извлек урок. Серьезно подготовился и пересдал на пятерку. В этом же письме было написано:
"Мы все потрясены полетом спутника ". Конечно, сейчас можно присочинить, что это его выражение обозначало предопределение судьбы. Нет! Тогда все мы, вся наша страна, весь мир были потрясены этим событием. Не мог его не отметить и Юра. "Не буду пересказывать статьи, знаю, читаете. Но как же здорово! Победа!" Юра сдавал выпускные экзамены, как всегда, успешно. Его аттестация:
"За период обучения в училище показал себя дисциплинированным, политически грамотным курсантом. Строевая и физическая подготовка хорошая. Теоретически подготовлен отлично. Государственные экзамены по теоретическим дисциплинам сдал со средним баллом 5. Приобретенные навыки закреплял прочно. Летать любит, летает смело и уверенно. Училище окончил по 1 разряду. Делу КПСС и социалистической Родине предан. Вывод: достоин выпуска из училища летчиком истребительной авиации с присвоением офицерского звания лейтенант. 26 октября 1957 г.".
С документами я познакомилась значительно позже. Тогда знала: Юра стал лейтенантом, с Валей они расписались, свадьбу будут играть и в Оренбурге и в Гжатске. Чтобы никому из родителей не было обидно. Мы стали готовиться к встрече молодых. Закололи поросенка, приготовили окорока. Продуктов с нашего огорода хватало. Юре, как отлично закончившему училище, было предоставлено право выбора места службы. Он выбрал Заполярье. Мне было понятно решение сына поехать туда, где труднее. Молодость его звала поступать так да пример комсомольцев, отправлявшихся на освоение целины, на строительство высотных плотин, мартеновских цехов.
Приехали наши молодожены. Невестка нам с Алексеем Ивановичем очень понравилась. Зоя, Валентин, их семьи сразу же как родную приняли ее в наш гагаринский круг. Алексей Иванович "для порядка" поворчал: Это что же свадьбу-то играли не в доме жениха? Папа, не могли же все мои подруги и Юрины товарищи приехать к вам в Гжатск. Ведь у нас была комсомольская свадьба. - Валя так мило улыбнулась, что Алешину суровость как рукой сняло. Я оценила ее такт, умение ласковым словом напряженность снять. Алексей Иванович согласно покивал: "Так, так". За праздничным столом собрались родные, друзья. Было весело, просто да легко. Долго задерживаться они в Гжатске не могли. Валя торопилась на занятия в медицинское училище, Юра - к новому месту службы. До Москвы они поехали вместе, там должны были расстаться. Ненадолго. Вале до окончания училища оставалось каких-то полгода, а там она приедет в Заполярье, чтобы жить вместе с мужем. Мне, расставаясь, Юра сказал: Мама, мы с Валей решили отпуск делить пополам, проводить и в Гжатске, и в Оренбурге. Поровну. Так всегда и бывало.
Ссылки: