|
|||
|
Иоффе: "искать и находить новые пути - одно из самых больших удовольствий"
"...Мне бы очень хотелось... рассказать тебе свои удачи и неудачи и тот путь, которым мне иногда удавалось понять явление,- писал Иоффе дочери- студентке в феврале 1927 года.- Я вовсе не преувеличиваю своего значения в науке... Но мне часто удавалось настолько упростить постановку вопроса и опыта, что получался интересный результат... Нельзя описать точно, каким "должен" быть человек, который хочет стать ученым. Разными путями открывается истина. В твои годы и в студенческие годы вообще я ни больше интереса, ни больше усердия, ни больше способностей не проявлял, чем ты. Если я все же что-то сделал, то тем больше шансов у тебя. У вашего женского сословия только одна беда, конечно. Часто сердечные дела переворачивают и расстраивают всю жизнь и из-за случайных временных условий лишают ее надолго богатого и яркого содержания". "А научная деятельность... единственное, что переживает тебя и что на сотни и тысячи лет врезывается в историю человечества. Потом, уменье ясно видеть вещи, понимать ясное и узнавать непонятное духовно развивает и сравнивает с людьми наиболее высокой культуры. Наконец, искать и находить новые пути и новое понимание - одно из самых больших удовольствий". Так писал ученый своей поступившей на физико-механический факультет дочери, и приблизительно тоже самое мог бы он написать любому из многочисленных своих научных сыновей. Он не забывал о своих "мальчиках" и находясь далеко от них. "Попроси Семенова написать мне о делах лаборатории",- поручал он жене из Берлина... "Очень бы хорошо, если бы раз в месяц... каждый из работающих... посылал краткое сообщение о своих результатах..." Когда у него не хватало терпения дождаться вестей по почте, в Лесной приходили из-за границы телеграммы. Латинские буквы складывались в русские слова: "TELEGRAFIRUITE POLOSCHENIE DELA. JOFFE". "...Получил отчеты от И. В. Курчатова,- писал он из Америки в 1927 году.- Меня интересует состояние опытов у..." - следовал перечень имен. "Хотелось бы знать о каждом в институте..." - признавался он в другой раз. Рентгеновцам хорошо было известно: вопрос "Ну, что нового?" у Абрама Федоровича всегда на языке, и те, кто работал в его лаборатории, естественно, чаще других исповедовались перед Папой. Будущему доктору наук Борису Гохбергу на первых порах приходилось держать ответ чуть ли не через день. В кабинете у Абрама Федоровича стояли кресла. Усевшись друг против друга, учитель и ученик обсуждали ход работы. Это было именно обсуждение - не допрос, не экзамен - с обоюдными сомнениями, догадками, предложениями. Разговор шел на равных. Он знал, кто чем дышит из его "мальчиков" - потому они и обнаруживали собственные, развернув в институтской библиотеке свежий журнал, инициалы, написанные его рукой на полях особенно интересной, на его взгляд, для "А. П.", или "П. П.", или "И. В." статьи. Он, казалось, думал о каждом и старался вовремя прийти на помощь - ненавязчиво, чтобы не помешать, не "подавить". Куда легче вырастить лаборанта, чем ученого. Он обходил своих "мальчиков" в лабораториях и приглашал к себе на чашку чая, чтобы запросто поговорить о физике (как когда-то за чашкой кофе говорилось в кафе "Лютц" ). Ведь для него главное заключалось в том, чтобы заложить в ученика не тему, а принципы. Но в этих непринужденных вечерних "звонах" сплошь да рядом возникали новые идеи, вечерний звон, как ему и положено, наводил много дум. Назавтра же они проверялись на опыте. И если опыты приносили удачу, никто не радовался ей больше, чем Иоффе. Случалось, он прибегал к довольно-таки рискованным педагогическим приемам, что однажды испытал, например, на себе молодой Я.Г. Дорфман , которому он предложил - это было весьма лестно - рассказать о своей работе на заседании Русского физико-химического общества . Нетрудно себе представить волнение молодого докладчика перед столь высоким собранием. Утешала надежда, что в трудную минуту Абрам Федорович выручит... Но вместо того Абрам Федорович обратился к недостаткам работы и стал задавать вопросы, довольно каверзные, так что докладчик, порядком растерявшись, едва на них и ответил. "К счастью,- вспоминал об этом случае Я. Г. Дорфман,- вслед за Абрамом Федоровичем выступил Д. С. Рождественский , взявший меня под защиту и горячо одобривший доклад. Это меня очень подбодрило, и все закончилось благополучно. На другой день я осторожно спросил Абрама Федоровича, почему он предложил мне выступить, если сам не одобряет работу, и почему он заранее не сказал мне о своих возражениях. Абрам Федорович улыбнулся и заметил, что сделал так умышленно, чтобы научить меня отвечать на критические замечания". Всегда готовый прислушаться к свежей мысли, он должен был, однако, проверить ее на прочность, на обоснованность, прежде чем согласиться с ней, а способ проверки был - обсудить, то есть оспорить, усомниться, "попытать" вопросами. Он приучал к этому своих "мальчиков" отчасти на свою голову, ибо его собственные идеи не миновали подобных же испытаний. Один из его "мальчиков" запомнил дискуссию, в которой академик "защищался, как лев. Наконец были выдвинуты убийственные доводы. Он не нашел ответа и был не на шутку взбешен... Он ушел от нас, не поглядев и не попрощавшись. Но на следующий же день появился остывший, как всегда дружелюбный, о вчерашнем не было и речи. Для него важнее всего было существо дела. Поскольку идея была заблуждением, важно было это заблуждение разоблачить. А личная досада - это мимолетная слабость, от которой он быстро избавился... Таков был рабочий стиль, и для молодежи это была идеальная питательная среда". Он был для своих "мальчиков" доброжелательным, добрым, но никак не добреньким Папой. Бездари и бездельники, если и попадали по ошибке в Физтех, надолго там не задерживались. Он был добр к своим "мальчикам", они даже не всегда понимали, насколько. Те из них, кто побывал на стажировке в Европе, лишь спустя много лет случайно узнали, что зачастую пользовались личными деньгами Иоффе, заработанными за чтение лекций за границей... "Как вы должны быть счастливы, что работаете с профессором Иоффе, - говорил Джемс Франк в Геттингене своему сотруднику Виктору Кондратьеву. - С какой радостью я оставил бы геттингенские дела и поехал к вам, чтобы работать с ним вместе!" Ему не жаль времени на поиски не раскрытых еще "Невтонов". Когда в преддверии осени светлые сводчатые коридоры Политехникума заполняли молодые люди, объединенные жаждой наук и сложным названием абитуриенты, нередко в их пестрые толпы врезался высокий седой темноусый человек в отлично выглаженном костюме и рубашке с накрахмаленным воротничком. Светлые глаза останавливались на каком-нибудь из окружавших его юных лиц. Следовал короткий диалог: "Куда поступаете?"... "Почему?"... "Откуда?" Выслушав ответы, высокий красивый человек непременно переводил разговор на физику - ею, именно ею, в первую очередь ею необходимо заниматься! Она, физика, основа инженерии, база техники, в ней ключ к пониманию природы! Высокий человек агитировал за физмех, и приверженцы паровых котлов и электрических машин и даже мечтатели- корабелы нередко меняли свои привязанности. Когда в итоге они приносили, заявления на физмех, их встречал в кабинете декана тот самый "агитатор". Здесь, в кабинете, профессор Иоффе разговаривал куда строже. "Вы хорошо продумали? У нас трудно учиться, имейте это в виду. И раз поступаете, обещайте, когда кончите, остаться нашим!.." "Нашим" - значит не просто практиком-инженером, но и не рыцарем чистой науки. "Наш" - это некий синтетический тип инженера-ученого, способного "делать то, чего не делал никто". В самых разных областях физики! "Регулярное обсуждение, причем не только физических, но и инженерных или строительных проблем, новых путей в энергетике и т. д. давало пищу для ума, помогало развивать способность разностороннего подхода к проблемам. Поэтому ни одно из вновь возникавших в физике направлений не оставалось без внимания, а по перспективным направлениям в институте начинали развиваться новые работы..." (свидетельство А.П. Александрова ). Как когда-то, в пору первого своего семинара, Папа Иоффе привлекал молодежь своей широтою! В Рентгеновском институте тематикой, близкой ему самому, занимались лишь две лаборатории - его собственная и лаборатория И.В. Обреимова . Остальные двигались в направлениях, не совпадающих с личными интересами Папы. Но эта кажущаяся центробежность электронщиков и радиофизиков, "твердотельцев", рентгенщиков, физико-химиков уравнивалась некоей центростремительностью. Их цель - новое, еще неизвестное, "то, чего не знает никто". И уж никогда они не отсиживаются на задворках науки. "Величайшее счастье ученого - сознавать, что его ученик превзошел учителя",- сказал однажды академик Иоффе, имея в виду своего ученика академика Семенова. А спустя много лет, как бы отвечая на давнюю похвалу учителя, нобелевский лауреат Семенов говорил: "Я думаю, что за все времена и у всех народов не было физика, который бы, подобно Иоффе, вырастил такое огромное количество крупных ученых из своих учеников..." И все-таки, помните,- в письме дочери: научная деятельность - единственное, что переживает тебя, что врезывается в историю человечества!.. В его рассказы о встречах с крупнейшими учеными, о поразительных семинарах, блестящих лекциях, успешных переговорах, о далеких городах и странах нередко врывается тоска по "настоящей" работе: "хоть что-нибудь работать в лаборатории, чем ездить по заграницам"... "больше всего хочется уже вернуться домой и приняться за экспериментальную работу..." Но и дома это далеко не всегда удается. Оторванность от лаборатории порой тяготит, рождает неуверенность в своих силах. "Проездом в Гамбурге видел Коха,- пишет Иоффе домой летом 1922 года.- Кох показал мне свою работу, и я сейчас же заметил, что в ней есть экспериментальная ошибка, которую сейчас же указал ему. Это убедило меня, что как экспериментатор я неплох - и только ленив хорошо работать, когда отвлекаюсь посторонними институтскими делами. В этом отношении никаких надежд на улучшение нет, Когда приеду, опять придется собирать институт, добывать деньги... и т. п.". А ведь ясно, что следовало бы "сосредоточить внимание на научной работе" - это уже говорится в другой раз,- "пожалуй, и другие от этого больше получат, чем если я буду добывать им дрова, газ и т. д.". Ссылки:
|