Революция, Френкель и Иоффе

Первый магистерский экзамен молодому, но уже известному своими работами петроградскому физику Френкелю предстояло держать в четверг 26 октября 1917 года. Рано утром он вышел из дома на углу Мытнинской и 2-й Рождественской улиц и через Знаменскую площадь с памятником-пугалом против Николаевского вокзала привычным путем по Невскому отправился в университет. Накануне вечером он долго прислушивался к отдаленному грому пальбы и даже вышел, оторвавшись от письменного стола, на оживленный более обычного Невский. Ходили трамваи; магазины и рестораны были открыты, театры работали... Стены домов пестрели прокламациями и листовками, около которых при свете фонарей толклась, затихала при звуках выстрелов и снова гудела толпа. Теперь, по дороге в университет, Френкель читал на ходу бросавшиеся в глаза крупные заголовки прокламаций. "От городской думы", "К гражданам Российской республики", "Рабочим, солдатам и крестьянам"... У Казанского собора дымились пепелища костров, возле них топтались матросы и солдаты. У Дворцового моста прохожих останавливал патруль революционных матросов: через мост никого не пускали. В университет физику Френкелю так и не удалось тогда попасть. Спустя несколько дней он встретился с одним из своих экзаменаторов, и старик в гневе отчитал его: трое профессоров специально пришли его экзаменовать и целый час прождали напрасно!

- Но ведь произошла революция,- пролепетал в оправдание Френкель.

- Молодой человек!- воскликнул возмущенный профессор.

-Запомните: для ученых не существует никаких революций! Для молодого физика Френкеля это было далеко не столь очевидно, как для старого профессора Хвольсона , по чьим книгам изучал он азы науки. Для него революция не только существовала, но и увлекала его, затягивала в свой водоворот, и пусть он до сих пор не принимал в ней активного участия, ему уже приходилось несколько раз выступать на митингах. Он симпатизировал большевикам, хотя и считал "утопической их попытку", как писал своему отцу в декабре 1917 года. "Но я не могу отказать этой попытке в величии, а им самим в необычайной смелости, логичности и последовательности; я не могу также не желать им удачи... им следует помогать..." Когда позже он перешел от слов к делу, это привело его в деникинскую тюрьму. Пока же (впрочем, это продлилось недолго) он ограничивался сочувствием. Сочувствовал революции и его учитель профессор физики Иоффе , смолоду участвовавший в студенческих беспорядках и сохранивший радикальный, как тогда говорили, строй мыслей. В эти бурные осенние месяцы 1917 года ученик и учитель особенно сблизились.

Конечно, в первую очередь их связывает интерес к физике и совместная работа: в конце октября профессор делает доклад о ней на заседании Физического общества в Москве. Но это не все. Несмотря на разницу в возрасте,- а она не так уж мала: 23 года и 37,- учитель и ученик находят много общего в оценке событий. Правда, профессор рассматривает взятие власти большевиками как один из эпизодов революции, эпизод важный, но все-таки эпизод, продиктованный стремлением покончить с войной. Решающая роль, по мнению профессора физики, будет принадлежать крестьянству...

"Значение Октябрьской революции я не сразу понял",- откровенно признавал он позднее. Между тем молодой Френкель с успехом сдает не только злополучный экзамен по физике, но и остальные магистерские экзамены. Ему удается разделаться с ними в течение месяца и побить тем самым все прежние университетские рекорды. Возведенный в степень магистра, он отправляется в Крым , где в это время находилась его мать; семья профессора Иоффе жила поблизости. Дискуссии по проблемам физики - и политики - решено отложить до лета. На вакации профессор, разумеется, приедет к семье. ...Тем летом в Крым съехался "цвет" столичной профессуры,- в большинстве своем растерянные, напуганные событиями люди. Привычный ритм жизни, ее устои рушились, и неизвестно было, что идет им на смену. Многие надеялись выждать, пересидеть здесь тревожное время.

Кто из этих потерявших опору, выбитых из колеи людей мог верно оценить происходящее? Даже тот, кто сочувственно относился к революционному движению, но не принимал в нем участия, был нередко сбит с толку противоречивыми газетными сообщениями и слухами. Обстановка была накалена до предела. На окраинах страны хозяйничали интервенты, со всех сторон угрожая войной молодой республике. То там, то тут вспыхивали контрреволюционные мятежи: чехословацкий мятеж в Сибири , левоэсеровский мятеж в Москве . 30 августа эсерка Каплан стреляла в Ленина , а спустя три дня ВЦИК Советов объявил взбудораженную этим выстрелом Российскую Советскую республику военным лагерем ( красный террор ).

"...После того, как я летом побывал в Крыму, где под покровительством германской оккупационной армии держалась буржуазная власть,- писал Иоффе позднее,- покушение на Ленина в Москве и звериная ненависть крымских либералов к пролетариату окончательно определили мою позицию. Для меня уже не было сомнений... здесь я впервые осознал смысл классовой борьбы и контрреволюции... Покушение на Ленина было для меня решающим этапом, заставившим перейти от сочувствия революции к активному участию в ней..." Через несколько дней после известия о злодейском выстреле физик Иоффе отправляется в красный Питер - в далекую и пугающую многих крымских его знакомых "Совдепию",

Ссылки: