Черток Б.Е.: начальник бригады спецоборудования и вооружения КОСТР

Я был назначен начальником бригады спецоборудования и вооружения и снова оказался руководителем нового для меня, но уже сложившегося, давно работающего на серийное производство коллектива. Моя деятельность началась с выговора по заводу приказом Тарасевича за самовольное изменение конструкции крепления реле-регулятора СБ, которое я внес по просьбе военного представителя.

"Я здесь хозяин, а не военпред, - объяснил мне Тарасевич.

- Военпреду, видите ли, так понравилось, а вы остановили работу в цехе. Извольте по каждому изменению семь раз думать, а потом получать мое согласие. Это вам серийное производство, а не болховитиновская вольница".

Мои подчиненные хитро улыбались. Им нравилось, что начальника-новатора сразу поставили на место. Чем меньше изменений, тем лучше! Но у серии СБ был еще один хозяин - КБ Архангельского . Они имели право выпускать изменения от имени главного конструктора. Все изменения попадали в наш КОСТР. Каждый начальник бригады, получив изменения главного конструктора, докладывал лично Тарасевичу . Только он, поговорив с Архангельским, мог принять решение, с какой серии изменение подлежит внедрению. После духа романтики и творческого горения, которым была насыщена атмосфера в КБ Болховитинова, работа в КОСТРе казалась скучной и заурядной. Однако здесь я прошел школу конструкторской дисциплины крупносерийного производства и системы ведения чертежного хозяйства .

Этот опыт, который не дает ни один институт, очень пригодился мне при внедрении в серийное производство наших первых ракет. Не обходилось без летных происшествий, которые вносили оживляющую струю в однообразную работу с чертежами серийного производства. В ЛИСе не перевелись охотники до розыгрышей и рискованных шуток. Расскажу об одном таком случае.

Летом 1936 года в Испании началась гражданская война . Для усиления воздушного флота республиканцев завод N 22 получил боевое задание: увеличить выпуск СБ - десятки СБ изготовить для Испании. Требовалось доработать самолет так, чтобы его можно было в разобранном виде упаковать в большой деревянный ящик - контейнер, а по прибытии на место быстро собрать в полевых условиях. Это была сверхавральная работа.

При летных сдаточных испытаниях появлялись замечания, которые грозили срывом отправки самолетов в Одессу , откуда они шли морем в Испанию .

Особенно досаждал ЛИСу при оформлении документов на сдачу один из военных представителей. Его формальное отношение и постоянные придирки бесили даже Тарасевича . Он обращался к начальнику военной приемки:

"Кто же из нас вредитель? Я, осужденный еще в 30-м году, или этот ваш военинженер второго ранга, по капризам которого самолеты не уходят в Испанию?" ЛИСовские "забулдыги и хулиганы", как называли их в свое время в КОСТРе, задумали рискованное мероприятие. Капризному военпреду предложили самому занять место в кабине штурмана и убедиться, что в полете стрельба из пулемета передней огневой точки совершенно безотказна. Военпред действительно пострелял в полете, не жалея патронов, и по переговорному устройству доложил летчику, что самолет принимает, можно идти на посадку. Но летчик вдруг объявил, что отказало устройство выпуска шасси. Он вынужден садиться на "брюхо" с невыпущенным шасси. В этом случае в передней кабине оставаться нельзя. При посадке неизбежно "в лучшем случае будут повреждены ноги, а в худшем..." Короче, летчик принял решение и приказал упрямому военпреду открыть нижний аварийный люк и по команде прыгать, спасаясь на парашюте. Опыта покидания СБ на парашюте еще не было. Злополучный военпред при покидании самолета получил сильные ушибы, а при приземлении сломал ногу.

Освободившись от пассажира, летчик демонстрировал над аэродромом маневры, якобы помогавшие выпуску шасси. Когда он убедился, что к парашюту военпреда подошла санитарная машина, он выпустил шасси и благополучно совершил посадку. Военпред месяца на три был уложен в госпиталь. Сдача самолетов пошла без задержек. О том, что на самом деле шасси было в полном порядке, знали поначалу очень немногие. Третий член экипажа - бортмеханик, сидевший в центроплане на месте стрелка-радиста, - подтвердил, что во время попыток выпуска шасси электромотор гидронасоса сильно "гудит". В ЛИСе появилось еще несколько свидетелей, показавших, что это не первый случай "гудения" электромотора, даже без команды на выпуск шасси. Летчик, выбросивший военпреда, предложил:

"Пусть электрик полетит и разберется, что там происходит".

Для установления истины Тарасевич предложил полететь мне. Я подготовил кабели, приборы и с заводскими электриками все смонтировал в задней кабине стрелка-радиста. Перед полетом летчик был явно разочарован, что меня нельзя засадить в переднюю кабину штурмана. Бортмеханик от полета в передней кабине отказался, мотивируя тем, что конструктор что-нибудь не так включит, шасси не выйдет, а он парашютом пользоваться на скоростном самолете не желает, тем более, что не прыгал даже с вышки. Полетели без бортмеханика. В полете никаких неисправностей и "гудения" не обнаружилось. Летчик, однако, с посадкой не торопился и доказал мне, что на СБ летать "страху много, а удовольствия никакого". После приземления Годовиков, с которым у меня были добрые отношения, раскрыл мне причину "отказа" шасси: "Слава Богу, военпред жив остался, но нам от его придирок жизни не было. А Тарасевичу ты сам сообрази, что доложить".

Годовиков был добрейший человек. Он сильно мучился, узнав о затее ЛИСовских бортмехаников уже после отправки военпреда в госпиталь.

Катя , работавшая контрольным мастером, подчинялась Годовикову. "Лучшего начальника, чем Николай Николаевич , не придумать," - говорила она. В своем докладе Тарасевичу я сказал, что все в полном порядке, а имевшее быть происшествие воспроизвести не удается - видимо, был редчайший случай попадания посторонней частицы под контакты включения электромотора.

Ссылки: