 |
Пребывание Бухарина за границей до революции ставилось ему в вину
Ужасающее впечатление произвел допрос Вышинского о годах, проведенных Бухариным за границей до революции .
Получалось, что Бухарин жил в Западной Европе и Америке не как политический эмигрант, бежавший от преследований царского правительства, когда провалились многие революционеры, которых в то время предал провокатор царской охранки Малиновский .
Оказывается, цель пребывания Бухарина в Европе и Америке состояла в том, чтобы установить связь с полицейскими органами этих стран. Мне уже и в то время было известно, что в эмиграции, кроме практического участия в рабочем движении, знакомства с Лениным, Бухарин много занимался, продолжая свое образование в Венском университете - слушал лекции Э. Бем-Баверка и Ф. Визера, буржуазных экономистов, представителей так называемой австрийской школы в политэкономии. Публиковал теоретические статьи с критикой теории ценности и прибыли, отстаивая ортодоксальный марксизм. В Вене он написал книгу "Политическая экономия рантье", в которой яростно атаковал антимарксистские взгляды Э. Бем-Баверка, М.И. Туган-Барановского. В первые послереволюционные годы книга была издана в Советской России и была так же читаема в экономических учебных заведениях и в экономических кругах вообще, как популярная "Азбука коммунизма" на рабфаках. В Америке, где Н.И. активно участвовал в рабочем движении и редактировал газету "Новый мир", орган левых социалистов, его очень полюбили американские рабочие. После Октябрьской революции они изредка писали ему письма. В 1928 году представители типографских рабочих Нью-Йорка прислали в подарок Бухарину к сорокалетию длинную красную ленту, на которой по-английски были напечатаны посвященные Бухарину стихи. В ленту была завернута, как тогда называли, самопишущая ручка в золотой, очень тонкой работы, оправе. На ручке было мелко написано по-русски: "Н.И. Бухарин. Этой ручкой, Николай, врагов рабочего класса сражай!" В странах, в которых Бухарин жил в эмиграции, его арестовывали за участие в рабочем движении, как, например, в Швеции, где он привлекался по делу левого социалиста Хёглунда. Там, в Стокгольме , он жил под чужим именем - Мойша-Абе-Пинкус Довголевский .
Это всем нам казавшееся забавным длинное имя сохранилось в моей памяти - до последнего времени, приходя к отцу, Николай Иванович так себя и называл. Звонил в дверь, не успеешь открыть, как уже слышится его заразительный смех: "Откройте, Мойша-Абе-Пинкус Довголевский пришел!" В Австрии, которая находилась в союзе с Германией против России, Бухарин был арестован как иностранец по подозрению в шпионаже и диверсии, что было логичным с точки зрения австрийской полиции, не понимавшей, что русский большевик Бухарин не помощник царскому правительству. Однако в то время я еще не знала, что в Вене одновременно с Бухариным был и Сталин, и Бухарин помогал Сталину , не знавшему немецкого языка, в его работе над книгой по национальному вопросу.
Когда читали о том, как Вышинский допрашивал Бухарина о связи с полицейскими органами за границей, я не выдержала, сбросила с лица одеяло, села рядом с Саечкой (гак я называла Сарру Лазаревну Якир, так ее называли в семье, которой больше у нее не было). Мне уже безразличны стали любопытные взгляды женщин, устремленные на меня. Я внимательно слушала этот унизительный для Бухарина диалог. Он, может быть, не страшнее остальных. Но врезался в память потому, что я почувствовала протест Бухарина. В интересах точности цитирую этот эпизод по стенографическому отчету
Вышинский: Может быть, предварительно мне можно задать два-три вопроса биографического порядка?
Бухарин: Пожалуйста.
Вышинский: Вы в Австрии жили?
Бухарин: Жил.
Вышинский: Долго?
Бухарин: 1912-1913 годы.
Вышинский: У вас связи с австрийской полицией не было?
Бухарин: Не было.
Вышинский: В Америке жили?
Бухарин: Да.
Вышинский: Долго?
Бухарин: Долго.
Вышинский: Сколько месяцев?
Бухарин: Месяцев семь.
Вышинский: В Америке с полицией связаны не были?
Бухарин: Никак абсолютно.
Вышинский: Из Америки в Россию вы ехали через...
Бухарин: Через Японию.
Вышинский: Долго там пробыли?
Бухарин: Неделю.
Вышинский: За эту неделю вас не завербовали?
Бухарин: Если вам угодно задавать такие вопросы...
Бухарин: Связь с австрийской полицией заключалась в том, что я сидел в
крепости в Австрии...Я сидел в шведской тюрьме, дважды сидел в российской тюрьме, в германской тюрьме.
Эти издевательские вопросы Вышинский задавал в расчете на дешевый эффект, для воздействия на несведущих: вот ясно, шпион, скакал из стороны в сторону.
Стремясь еще больше унизить Бухарина, парализовать его волю, Вышинский не остановился даже перед тем, что с точки зрения элементарной логики такие вопросы не выдерживали никакой критики. Если Бухарин обвинялся в том, что он якобы хотел свергнуть Советскую власть и реставрировать капитализм, спрашивается, для чего ему было в 1912 - 1913 годах связываться с австрийской полицией - для борьбы с царской Россией? Или с полицией американской и японской - в феврале 1917 года - для борьбы с Россией Керенского? Она и без того была капиталистической.
Угнетающее впечатление произвело на меня упоминание Бухариным о якобы происходивших контрреволюционных разговорах во время его пребывания в Париже в 1936 году с меньшевиком-эмигрантом Б.И. Николаевским .
В Париже Бухарин был в служебной командировке и разговаривал с Николаевским по поручению Политбюро. Разговоры происходили в моем присутствии и носили чисто деловой, официальный характер. Об этом я еще расскажу подробно. Сейчас я написала о том, как я смогла воспринять процесс в условиях томского лагеря, когда нервы были напряжены до предела и на слух трудно было все уловить, когда мне не было известно последнее слово Бухарина, когда временами мутился рассудок, и я уже действительно стала отупевать от нескончаемого потока информации о "преступлениях" Николая Ивановича и других обвиняемых, преступлениях, ничего общего не имевших с политической деятельностью. Все это походило на дешевый детектив. Приговор к расстрелу я восприняла как запоздалое решение. Я себя заранее настроила так, что для меня Николай Иванович был расстрелян уже в день ареста. Да и сам он во время следствия меня к этому готовил. Исчезла напряженность ожидания, и сознание, что наконец кончились его мучения, принесло, как это ни страшно, даже некоторое облегчение, но одновременно ввергло в подавленное состояние. Все окружающее померкло, стало для меня огромным бездушным серым пятном. И удивительно было думать, что существуют на земле жизнь, людское счастье и земные радости. И что мы здесь тоже как-никак живем и дышим, бесцельно толчемся мрачными толпами за этим забором с охранными вышками, по утрамбованной множеством ног единственной короткой дороге - нашему "Невскому проспекту".
После процесса, закончившегося 13 марта 1938 года, я в основном лежала на нарах, ошеломленная ужасающим судилищем, ослабевшая от еще большего недоедания, чем обычно, так как и кусок хлеба в горло не шел. Немного оправившись, я стала появляться за пределами барака - в зоне.
В этом лагере я была единственной женой, муж которой прошел по открытому процессу . Кроме меня, только жена Якира знала о трагической судьбе мужа.
Подавляющее большинство женщин ничего о мужьях не знали и надеялись, что они живы. В те дни я особенно привлекала внимание окружающих. По-разному относились ко мне. Это зависело, главным образом, от политического развития, интеллектуального уровня, от того, как они до процесса воспринимали Бухарина, как близко они знали Николая Ивановича и его сопроцессников. Поэтому я чувствовала на себе злобные взгляды тех, кто принимал признания обвиняемых за чистую монету. Таких, к сожалению, было немало. Но видела я и с болью смотревшие на меня глаза тех, кто все понимал, и страдание многих, кто знал Бухарина, да и не только его.
Жена одного украинского партийного работника подошла ко мне и сказала. "Что нос повесила! Бухарина история оправдает, а о наших мужьях никто никогда и не узнает"
За два дня до моего вторичного ареста, уже в лагере, мне приснился ужасающий сон, будто удав обвил мою шею и душит меня, а в его пасти - голова моего маленького сына, которого удав вот-вот проглотит Я проснулась оттого, что С. Л. Якир толкала меня в бок, и, вероятно, от собственного крика.
- Проснись, что с тобой? - услышала я голос Саечки. Я рассказала ей свой сон.
- Вот ужас-то, ведь и явь, как страшный сон, а тебе еще такие кошмары снятся. Опять что-нибудь случится! Хотя что еще может приключиться, кажется, все уже случилось, - сказала Саечка.
Утром об этом кошмарном сне я успела рассказать и Виктории . Ну а днем пришел надзиратель и забрал меня и С.Л. Якир в карцер, там нам учинили обыск. На этот раз надзиратель решил отобрать фотографию моего ребенка, во время предыдущего обыска не отобранную.
- Кто это? - спросил он с такой злобой, будто обнаружил еще одного "заговорщика" . С фотографии светились глазки моего одиннадцатимесячного малыша. Я его фотографировала после ареста Бухарина в надежде передать Николаю Ивановичу в тюрьму эту фотографию.
- Мой ребенок, - ответила я, чуя недоброе.
- Ах ты, сука, - заорал надзиратель, - еще щенка бухаринского с собой таскаешь! На моих глазах он разорвал единственную оставшуюся мне радость в этой жизни - фотографию сына, плюнул на нее и затоптал грязными сапогами.
- Что вы делаете! - крикнула возмущенная Якир.
- А ты молчи, сволочь якировская, защитница! Я, потрясенная, не проронила ни слова. После обыска в карцере нас оставили лишь на одни сутки и отправили в барак.
- Вот тебе и удав, вот тебе и сон в руку! Около часа, не больше, мы еще пробыли вместе с Саррой Лазаревной, и вновь явился надзиратель.
- Бухарина, собирайся с вещами!
- Куда? - спросила я.
- Куда, куда... там узнаешь - куда! Весть о том, что меня забирают, мгновенно разнеслась по лагерю. Многие вышли в зону, чтобы меня проводить. Я увидела издали грустную Людмилу Кузьминичну Шапошникову , огромную Дину , Викторию .
С.Л. Якир проводила меня до самых ворот Томской тюрьмы, рыдая, поцеловала, и ворота, ведущие из нашей зоны в тюрьму, закрылись. Так я рассталась с томским лагерем для жен "изменников Родины".
Ссылки: