Бухарина А.М. знакомится с С.Я. Якир в Свердовской пересыьной тюрьме

Сарра Лазаревна Якир и я познакомились с в Свердловской пересылке , куда мы прибыли этапом из Астраханской тюрьмы через Саратовскую пересыльную , она же - из московской Бутырской .

Саратовский каземат показался мне пострашнее Петропавловской крепости, наверное, потому, что в Петропавловской я была с отцом в качестве посетителя музея, хотя, может быть, в двадцатые годы музей еще и не был открыт, а Ларину было разрешено туда пройти как бывшему узнику. Привел он меня в ту самую камеру, где сидел до революции 1905 года. Длинный коридор Саратовской тюрьмы с затхлым, потерявшим прозрачность дымным воздухом казался адом. Шум из камер еле-еле проникал сквозь толстые двери. Слышался только звон ключей, висевших на поясах у надзирателей, да грохот открываемых засовов. И надзиратели были там почему-то особенно злые. Но, как ни тесно было в Саратовской пересылке, в камеру нас все-таки втолкнули. В одном лишь отношении было легче в пересыльных тюрьмах, чем в следственных, мы ошибочно полагали, что судьба наша решена окончательно, и напряженность ожидания исчезала.

Свердловская же пересылка отличалась от других тем, что заключенные уже в камерах не помещались ни на нарах, ни под нарами, ни между нарами поэтому нас поселили в коридоре. Коридор неширокий, светлый, так как "намордников" на окнах не было, и очень холодный. Расположились мы с Саррой Лазаревной Якир на полу, постелив байковое одеяло Николая Ивановича, а более теплым, шерстяным, якировским - накрылись.

Рядом со мной лежала сумасшедшая ленинградка. Она то садилась и молча рвала свое черное зимнее пальто, раздирая его на мелкие ленточки, выщипывала ватин, то вдруг неожиданно поднимала крик на весь коридор:

"Убили Сергея Мироновича, убили, все убили, все и сидим!", то порывисто вскакивала и, подбегая к замерзшему, покрытому инеем окну, как пушкинская Татьяна, хоть и не прелестным, а толстым, опухшим от холода и грязным пальцем царапала свой "заветный вензель" - "С.М.К.", Сергей Миронович Киров. После нескольких минут спокойствия, за которые она успевала исчеркать все окна, она начинала истерически кричать. Изверги, изверги, изверги, ведь это мы все убили товарища Кирова, нашего Мироныча. Все на одного! Спасайте, спасайте его! К ночи она успокаивалась, ночью у нее было другое занятие: она вытаскивала из головы вшей, что не составляло для нее никакого труда - в таком огромном количестве они у нее водились. Запустит руку в голову и улов обеспечен. Вшами она посыпала мою голову, приговаривая: "Всем поровну, всем поровну, к коммунизму идем"

В коридоре Свердловской пересылки привлекла мое внимание древняя старушка. Она сидела спокойно, разглядывая всех внимательно с высоты своей старческой мудрости. Испещренная морщинами, как печеное яблоко, крохотная, высохшая, непонятно чистая для тюремных условий, в белоснежном кружевном чепчике, аккуратно сидевшем на ее голове, она и места-то занимала меньше всех. Я услышала ее голос впервые, когда она обратилась к легпому (медбрат обычно из бытовиков, устроившихся на "теплое" местечко, ничего в медицине не смысливший, но оказывавший легкую медицинскую помощь, уголовники чаще называли его "ленком" для простоты произношения, не понимая значения слова).

- Сынок, ты бы мне что-нибудь от поясницы дал, - попросила старушка.

- А чего я тебе дам, когда тебе сто десять лет, что тебе поможет! Все ахнули: неужто сто десять?

- Мне помогает, помогает, таблеточку дай, - попросила старуха.

- На тебе аспирин, глотай, много он тебе поможет Таблеточку ей дай!

- Правда, бабуля, тебе сто десять лет? - спросила я.

- Точно, точно, - сказал "лепком", - я ее формуляр видел, она 1827 года рождения.

- Чего ж неправда, когда правда это, - подтвердила бабушка.

- Так ты при Пушкине жила?

- Это при том, что стихи писал? Сказывают, жила.

- Так за что тебя, бабуля, посадили?

- За что - не знаю. Следователь сказал, что я Евангелие читала, а там про Ленина плохо написано.

- Ну это ты что-то спутала, бабуля, не может быть.

- Это не я спутала, это он перепутал. Бабушка за Ленина в Евангелии получила пять лет лагерей.

Свердловская пересылка запомнилась и тем, что баланда там была всегда с тараканами. Уж парочка обязательно попадалась в миске. Вот эти два обстоятельства - тараканья баланда и сумасшедшая ленинградка - положили начало моему знакомству и дружбе с Викторией Рудиной. Жена военного, она до ареста преподавала в школе русский язык и литературу Я увидела ее впервые, когда она, пробираясь через тесно лежащие в коридоре тела, подошла к запертой двери и энергично стала стучать в нее, требуя, чтобы пришел начальник тюрьмы. Наконец он явился. Она смотрела на него свысока и, как мне показалось, брезгливо оглядев его с ног до головы, сказала таким тоном, будто он был у нее в подчинении: - Во-первых, уберите сумасшедшую, ее нужно лечить, а здесь она не дает спать и заражает вшами. Во-вторых, прекратите варить баланду с тараканами, так как полезность сих насекомых для человеческого организма еще не доказана. Поняли?

Начальник тюрьмы выслушал молча и ушел. К вечеру сумасшедшую увели. В обед тараканов стало меньше, они плавали в мисках далеко не у всех - наверно, их вылавливали в котле. На следующий день меня, Якир и Викторию взяли на этап и отправили в томский лагерь .

Ссылки: