Локкарт на Лубянке

Мура была где-то близко, в том же подвале, может быть, но Локкарт не знал, где именно, и спрашивать было некого, и вообще некого было больше просить о чем бы то ни было. Он слышал и видел многое в первые же дни. Людей тащили на смерть, людей били. В первый же вечер в коридоре он увидел молодую женщину, он узнал ее, это была Дора Каплан . Ее вели куда- то. Он понимал, что в датском и норвежском посольстве, где у него были друзья, думают о нем и по возможности предпринимают шаги, но какие? Через несколько дней сиденья к нему в камеру пришел Петерс . Он принес ему две книги для чтения: русский перевод последнего романа Уэллса "Мистер Бритлинг пьет чашу до дна" и "Государство и революцию" Ленина. Он не сел ни на стоявший здесь табурет, ни на койку, но постоял у окна и сказал, что все французы и прочие "коллеги" Локкарта посажены в Бутырки, в общую камеру, только он один сидит здесь в одиночке, а затем, как уже бывало прежде, поговорил на свои темы: об Англии, о дочери, о своем долге перед партией, о капитализме, который загнивает, о том, что сам он очень чувствителен и его что-то щиплет за сердце, когда он подписывает смертные приговоры. И потом, помолчав, перешел к роману Локкарта и Муры.

Эта тема, как показало дальнейшее, тоже была одной из его любимых. Они оба стояли у окна, когда во дворе, внизу под ними, красноармейцы образовали два тесных ряда и между ними прошли три фигуры, три старика, толстые, лысые и, видимо, больные. Локкарт узнал Щегловитова , Хвостова и Белецкого . Это были заложники , и их вели на расстрел. Кровь Ленина, пролитая Каплан, требовала отмщения.

- Куда они идут? - спросил Локкарт.

- На тот свет, - ответил ему Петерс. Официальные цифры первых месяцев "красного террора" (август - сентябрь) общеизвестны: репрессировано было на территории России всего 31 489 человек. Среди них: расстреляно 6 185, посажено в тюрьмы - 14 829, сослано в лагеря - 6 407 и взято заложниками - 4 068. Это был ответ ВЧК на выстрел Доры. 8 сентября Петерс вызвал к себе Локкарта, прислав за ним стражу. "Мы переводим вас в Кремль,- сказал он,- в апартаменты Белецкого ". Это не предвещало ничего хорошего: Лубянка считалась как- то надежнее. В тот же вечер его перевезли. Это была небольшая квартира в Кавалерском корпусе (ныне разрушенном), чистая и удобная. Здесь когда- то жили фрейлины императриц. К его ужасу и отвращению, ему на второй день подсадили Шмидхена . К этому он не был готов. Шмидхен пытался говорить с ним, но Локкарт не проронил ни одного слова. Мысль о Муре не давала ему покоя. Заложники. Попала ли она в их число? Что ей поставлено в вину? Как и где ее допрашивают? И кто? Пытают ли ее? Наконец, Локкарт попросил чернил и бумагу, перо нашлось. Он решил написать просьбу об ее освобождении, как и об освобождении его русской прислуги. Повредить это не могло. И бумага ушла к Петерсу. Через день Шмидхена убрали, и Петерс пришел опять. Вид у него был довольный, почти счастливый; Петерс тогда узнал, что мы знаем теперь и что Локкарт тогда не знал и узнал позже от Карахана: их всех выдал Рене Маршан , корреспондент "Фигаро". Его донос заставил Петерса произвести в тот же день массовые аресты среди подданных союзных держав. Маршан в это время все еще оставался в Москве и вместе с генералом Лавернем, консулом Гренаром и некоторыми другими приглашался на все тайные обсуждения безумных планов Рейли . Садуль дал ему на донос свое полное благословение. Он сам на эти собрания не приглашался, да он и нередко уезжал из Москвы в эти недели, начав всерьез свою карьеру инструктора Красной Армии. Впрочем, если бы он и был в городе, он постарался бы сделать себя незаметным, зная, что заговорщики обречены, и решив не вмешиваться в их судьбу. Но Маршан, которому в это время было совершенно нечего делать - никакие его корреспонденции никуда дойти уже не могли,- с удовольствием наблюдал, что происходит в открытых и закрытых собеседованиях.

Через три дня Петерс пришел опять. Решение судьбы Локкарта, сказал он, будет принято, и Локкарта отдадут в руки Революционного трибунала, где Крыленко его будет обвинять в измене. Но Муру , добавил он, по просьбе Локкарта он решил освободить. Она даже получит разрешение приносить ему пищевые пакеты и книги, табак и белье, несмотря на то что редактор "Известий" Стеклов всюду говорит, что Локкарта и Лаверня давно пора расстрелять. После этого, весьма довольный ходом дел, Петерс согласился взять записку к ней у Локкарта, если он напишет ее по- русски. Он был в ровном, спокойном и добродушном настроении, намекнул, что Маршан - полностью "наш" человек, и обещал дать распоряжение страже, чтобы Локкарта отпускали ежедневно на двухчасовую прогулку по Кремлевскому двору. Все было правдой: и прогулки, и чистое белье, и книги, которые он получил. И даже длинное письмо от Муры, которое пришло запечатанным, с печатью ВЧК. Надпись на конверте была сделана самим Петерсом: "Доставьте это письмо в запечатанном виде. Оно было прочтено мною. Петерс". Когда через десять лет Локкарт писал об этом, он назвал Петерса "странным человеком". Шесть дней он не мылся, не брился, не менял белья. Теперь он, несмотря на тяготевшую над ним угрозу Ревтрибунала, чувствовал себя почти счастливым. Он раскладывал пасьянсы - Мура прислала ему колоду карт, она подумала обо всем: о вечном пере, о блокнотах и носовых платках. Особенно его тронул ее выбор книг, и действительно этот выбор говорит многое о ее вкусах и интересах в это время: здесь были Фукидид и Ранке, Шиллер, Стивенсон, Ростан, Зудерман, жизнь и переписка Маколея, Киплинг, Карлейль, "Против течения" Ленина и Зиновьева и Уэллс.

Когда через несколько дней после этого Локкарт увидел входящего в его убежище Карахана , он прямо сказал, что знает, чей был донос, и что донос ложный: Маршан передал копию своего рапорта Пуанкаре советским властям. Карахан, который обычно брал в разговоре с Локкартом шутливо- иронический тон, взглянул в глаза Локкарту чуть насмешливо, чуть хитро: "Он передал нам свой рапорт и список имен присутствовавших на тайном собрании у американского генерального консула",- сказал он. Локкарт расхохотался: "Меня там не было!" - воскликнул он. "Да,- ответил Карахан с обычной своей полусерьезной медлительной манерой,- вы, вероятно, правы: вас там как будто не было" [ 24 ] . И он перешел к очередным политическим новостям: он сказал, что на этот раз они превосходны: англичане очень слабо продвигаются на севере России, большевики бьют чехов в Сибири и гонят их на восток. И между прочим, союзники одерживают победы у себя, по всему западному фронту, и немцам скоро придет конец. А Австрия и Болгария накануне сдачи. Да, это были новости действительно добрые, и теперь, когда Мура - на свободе, а война его родины с Германией идет к победному концу, ему остается только ждать решения своей судьбы. Локкарт, судя по своим многочисленным книгам о себе самом и своем прошлом, был человек своего поколения, т. е. лишенный чувства трагического, и это спасало его от страха и трепета перед надвигающимся судом и разлукой с той, которая столько значила в его жизни. Она, несмотря на их близость, в эти недели сидения в заключении начала для него заволакиваться какой- то странной и темной загадкой, которую разгадать он не мог, ни теперь, ни после. Но благодаря отсутствию чувства трагического и при наличии прочно укоренившегося самоуважения и врожденной привычки не только не высказывать слишком громко сильных и необузданных чувств, но и не позволять им внутри себя управлять его настроениями он стал замечать, что в нем теперь постоянно, как никогда прежде, появляется налет самоиронии, без которой англичанин, как кажется, не мыслит созерцания ни себя, ни своей судьбы.

Это помогало Локкарту в дни, несомненно грозившие ему двойной катастрофой - личной и общественно- политической: бессрочной разлукой, если не разрывом, с Мурой и разрушением его карьеры дипломата, сделавшего цепь крупных ошибок, в которых он мог винить только самого себя. Так что выходило, что если даже спасена будет жизнь, то все равно эта жизнь будет навсегда исковеркана. В его коридоре появилась женщина. Нет, это не была Мура. Это была Мария Спиридонова , левая эсерка. Он молча поклонился ей, когда они встретились, и она ответила ему. Она была больна и нервна, с черными тенями под глазами, и выглядела намного старше своих лет. Тут же на прогулке он увидел генерала Брусилова . Он гулял, тяжело опираясь на палку. Впоследствии он был выпущен на свободу и реабилитирован. 22 сентября в кремлевскую квартиру Локкарта вошел Петерс, улыбаясь и держа за руку Муру . Сегодня был день его, Петерса, рождения, и он решил сделать Локкарту сюрприз: он сказал, что больше всего на свете любит делать подарки, даже больше, чем их получать. Он сел, Мура стояла за его стулом. Три недели тому назад ее схватили и посадили, и он освободил ее. Теперь она пришла освободить его, - он это почувствовал, но еще не мог объяснить, почему это так. Но что было всего необычайнее в их дальнейшей истории, это то, что до конца жизни они оба в полном согласии друг с другом - без слов понятом или условленном?- создали миф о том, что в конце концов он спас ее, это звучало более естественно, этому было легче поверить: он был дипломат с дипломатическим иммунитетом. Но правда была в том, что у него никогда не было дипломатического иммунитета, потому что он не был дипломатом, а был только неофициальным "наблюдателем" в стране, правительство которой было в то время не признано Англией.

Ссылки: