Дмитрий Харакоз: СЫРОК В НАГРУЗКУ

Колесо наехало мягко и неотвратимо:

- Не хочешь писать, и не пиши. Дело вольное.

- Колесников, ну что я напишу? У меня же дырка в голове!

- Не напишешь - будет дырка в книге. Старики-пятидесятники даже дневники свои мне поотдавали, а ваши как в рот воды набрали. Да никто не ждёт от тебя историю с хронологией! От тебя впечатления требуются. У тебя есть впечатления?

- Ну, есть. Ну, получай. В агитбригаду я попал так же случайно, как и в Московский университет. В школе всегда нравилась физика. Терпеть не мог зубрильные науки и химию. Не любил биологию, она была у нас мичуринская. Одно время увлёкся абстрактной красотой "любомудрия" и раздумывал, не поступить ли на какой-ни-будь философский факультет. Но отец предупредил: "Не будь дураком. Философам у нас думать не позволяют. Лучше делом займись - разберись в гипнозе и телепатии и придумай физическую машину для внушения мыслей на расстоянии. Тогда никаких войн и революций не будет. Можно будет внушать правителям мудрые мысли на благо человечества". И я решил пойти в биофизики. Мысли, внушение, расстояние, передача - ясно, что биофизика.

Провалившись на экзамене в Воронежском университете, возвращался домой через Москву, зашел в МГУ, записался там па заочные подготовительные курсы, получил книжки и методические указания. И целый год бездельничал, зарабатывая на это фрезеровщиком в мехмастерских. Через год собрался ехать в Воронеж или Ленинград поступать. Но в Московском университете вступительные экзамены на месяц раньше - привилегированный вуз страны! Я и поехал в МГУ. Не для того, чтобы поступить, а чтобы потренироваться в сдаче экзаменов. И неожиданно для себя поступил. Общага. Вольная жизнь. Две главные фигуры в общаге - это Бабник и Гитарист. Бабника из меня не получалось, а вот гитара попала мне в руки ещё в восьмом классе, прибыла со мной в Москву, и тренькать на ней я умел. Реноме гитариста я получил такое, о каком даже не подозревал. Узнал об этом тоже почти случайно. У Сани Константинова , нашего выдающегося музыканта, появилась великолепная немецкая гитара с нейлоновыми струнами. Басовая струна ревёт как фагот.

- Откуда такое чудо?

- Родственник подарил, привёз из Германии. А через несколько дней я обнаруживаю в ГУМе музыкальный отдел, увешанный точно такими гитарами - немецкими, с нейлоновыми струнами, с фаготным басом. Я их постукивал, поглаживал, пощипывал, сравнивал. Лак светится из глубины - я такого света не видывал. Цена... тоже невиданная, чёрт бы её драл! Нету таких денег. Деньги есть, но присланы родителями на приобретение костюма, приличного московскому студиозису.

Приличный костюм у меня появился много позже того дня, когда я, влетев в комнату Константинова, вскричал:

- Смотри, у меня точно такая же гитара! Немцы завалили ими наш ГУМ! И не нужно было твоему родственнику тащиться в такую даль.

См. Песня "у спаса на кружке" Саня смутился:

- Соврал я. Я тоже здесь купил. Просто было перед тобой неловко - у тебя деревяшка, а я покупаю такой инструмент, играть не умея.

Это он-то играть не умеет! Ну даёт!..

Комсомольский долг - иметь общественную нагрузку. Безотходная торговля наша: купил колбасу - купи сырок "в нагрузку". Правда, есть выбор. Можно податься в оперативники и блюсти нравственность студентов (романтика ночных облав в общаге). Можно в охранники природы. Можно в организаторы спортивных побед. Можно в политинформаторы или просто в информаторы. Можно строить комсомольские и партийные ряды. На вопрос: "Ну зачем ты вступаешь в партию?" - мой однокурсник ответил: "Чтобы в ней появился приличный человек".

Саня Константинов давно уже в какой-то там студенческой агитбригаде. Не первый год ездит в какие-то походы с какими-то концертами. И это, оказывается, тоже общественная работа. Какая замечательная отдушина! Лиричный печальный Окуджава, едкий Ким, злой Галич, опальный Пастернак, песни, стихи, поездки по стране в жгучий мороз и в комариный зной, бесплатные концерты, войны с чиновниками, други и недруги, походные романы и личные драмы, споры и ссоры, науки и философии, недоразумения и откровения - и ты свободен от необходимости причинять какую-либо иную комсомольскую пользу.

Я по лености своей долгое время не умел оценить достоинств этой ихней агитбригадской жизни. Но однажды вовлекли и меня. Почти силой. Пришёл Харлампий Тирас и заявил: "В зимний агитпоход собираются две группы. Нашу - собирает Вовка Кашо . В ней нет гитариста. У них там Константинов, а у нас - никого. Если ты, сволочь, не пойдёшь, то мы остаемся без пенья. Одно драмьё да танцы".

И я пошёл. И лучших из своих студенческих друзей нашёл в агитбригаде. Лишь много позже я узнал от старших коллег - тех, кто были свидетелями разгрома биологии в сорок восьмом , на фоне каких событий в нашей науке возникли первые агитбригады. Бурные дискуссии вокруг генетики и сопряжённых наук, веселье и негодование студенческих стенгазет и капустников на эту тему в предшествующие годы - всё разом завершилось полной победой "мичуринской биологии". И настала тишина - страшная для свидетелей отгремевших событий и почти неведомая студентам нового "мичуринского" набора. Тишина неизбежно заполнилась иными новыми звуками бурно развивающейся студенческой самодеятельности. И не все из тех, обожжённых, смогли принять её душой, так же как и нарождающуюся поющую и пляшущую агитбригаду. А нам, пришедшим двадцать лет спустя, бригада давала воздух и ощущение свободы от "плесневелого сырка в нагрузку".

Ссылки: