В
Париже
ГПУ
сводило старые счеты. Бывали сложные случаи, как, например, убийство в
Булонском лесу бывшего советского сотрудника Навашина, невозвращенца.
ГПУ за работой на интернациональном
фронте.
Телеграммы сообщают об убийстве в Париже русского журналиста Дмитрия
Навашина, который слишком много знал о московском процессе. Это не первый
акт энергичного содействия Сталину-Вышинскому со стороны ГПУ, — и не
последний. 7 ноября агенты ГПУ похитили в Париже 85 килограммов моих
архивов. 24 января они убили в Париже Навашина. Я опасаюсь, что в качестве
следующей жертвы намечен мой сын Лев Седов, написавший «Красную книгу» о
московском процессе и фигурирующий теперь в качестве «врага номер два»
правящей советской клики. Я считаю нужным открыто предупредить об этом
мировое общественное мнение. Л.Троцкий,
Койоакан, 25 января 1937 г.
Дмитрий Сергеевич Навашин родился в 1889 году в Киеве, в семье
директора Ботанического сада, будущего советского академика. Ближайшим
другом его детства был знаменитый краевед Николай Анциферов. В 1909 году
Валерий Брюсов оценил и опубликовал в журнале «Северные цветы»
символистские стихи Навашина, Андрей Белый разглядел в них лишь «юную
свежесть», а Николай Гумилев счел чепухой. Навашин еще до Первой мировой
разбогател. В 1917 году он работал в Копенгагене вице-председателем
Российского Красного Креста по делам военнопленных. В Париже Навашин с 1921
года возглавлял советские банки, много писал на экономические темы —
включая фундаментальный труд «Кризис и экономическая Европа» (1932).
Используя личные связи — а дружил он со всеми: от премьеров до вождя
«Огненных крестов», монархиста-полковника де Ля Рокка — ускорил признание
Францией СССР. Его влиятельность во многом объяснялась масонской тридцать
третьей степенью. 14 января 1922 года Навашин был среди тех, кто возродил
запрещенную еще Александром I «Достопочтенную ложу Астрея» под юрисдикцией
Великой ложи Франции.
Он жил на широкую ногу: платил за особняк двадцать тысяч в год, держал
двух секретарей, двух служанок, баловал жену Марию Щербатову — если верить
газетам, генеральскую дочь, и одиннадцатилетнюю дочь Елену. В день убийства
он собирался отобедать с министром экономики Спинассом, а вечером —
прочитать первую из цикла лекций «Германия и Россия».
С 1930 года, покинув пост директора Североевропейского банка, он, если и
не уверял некоторых друзей, что стал невозвращенцем, то слухам об этом не
препятствовал. Другим друзьям он повторял, что его слово для Кремля —
закон. Когда его убили, в догадках никто не терялся: кровавая рука
НКВД.
23 января в Москве открылся процесс «Параллельного антисоветского
троцкистского центра»: среди подсудимых — знакомцы Навашина: ведущие
хозяйственники Георгий Пятаков и Григорий Сокольников. А близкого его друга
Семена Членова, юрисконсульта советского посольства, Сталин намеревался
вывести на процесс, но передумал. «Тайм» уверял: «Способнейший банкир,
экономист и финансист, когда-либо порожденный коммунизмом» готовил лекцию
«Правда о московских процессах», а его «мадам встала в ряд русских вдов,
которые говорят, что их мужья уничтожены секретной службой ОГПУ»: «Мой муж
не был убит.
Он был казнен».