 |
Бабушкин М.С.: над семью островами
У Семи Островов - к северу от Шпицбергена - путь преградили льды. Дальше итти нельзя. Корабль сильно загружен, угля взяли доотказа. Отправляясь из Баренцбурга в путь далекий и тяжелый, мы знали, что придется биться со льдами и угля понадобится порядочно; взять же его по пути негде. С "угольщиком" условились встретиться только в Русской Гавани, на Новой Земле. Но до этой встречи еще далеко. Из-за большой нагрузки ледовый пояс судна сидит глубоко в воде. В лед приходится входить с большой осторожностью, чтобы не продавило обшивку корабля. Мы, признаться, не ожидали, что так рано встретимся со льдами, и надеялись обойти Шпицберген с севера без особых затруднений. А вот сейчас встретили такой плотный и тяжелый лед, что приходится думать: как его преодолеть? Выбрали полынью, чистую от льда, и спускаем на нее самолет для воздушной разведки. Мы плывем уже около месяца. У нас на "Садко" два пилота: Геннадий Власов и я. Каждому хочется лететь. Плавать хорошо, но, по-моему, это не для нас, пилотов. В море простору хоть отбавляй, а кажется тесно, и до того тесно, что грудь давит, в горле чувствуешь какой-то ком, голова болит. Смотреть на море становится противно. Волны лезут на корабль одна за другой, ударяются о борт, заливают палубу. Море кругом кипит, пенится. Картина, слов нет, красивая, как. у Айвазовского. Но, честно сознаюсь, смотреть на нее не хочется, тянет в каюту. Койка кажется такой уютной и удобной. Уже нет тяжести и тесноты в груди, нет отвратительного кома в горле и головной боли, которые сопутствуют морской качке. Монотонные удары волн теперь убаюкивают. Забываешься. Во время шторма даже звонок, приглашающий к столу в кают- компанию, не столь желанный, как в те дни, когда стоит тихая погода или корабль идет во льдах. Тоскливо жили мы, два пилота, два человека воздуха, пока судно шло по чистой воде. Неудивительно, что у обоих росло страстное желание поскорее вырваться в воздух. Но лететь нужно только одному. Кому же из двух придется остаться на палубе и с завистью смотреть, как его товарищ наслаждается воздушными просторами? Решили тянуть жребий. Приготовили записки. Я вытащил "полет". Власов остается на корабле.
Не скрою: хотя я и очень хорошо отношусь к Геннадию Власову, но эгоистическое чувство в ту минуту взяло верх - я был несказанно рад, что полет достался мне. Со мной летит в качестве наблюдателя капитан "Садко" Н. М. Николаев . Берем карту, намечаем маршрут. Все готово. Даю газ. Какая прелесть! Нет, кажется, на человеческом языке слов, чтобы выразить те чувства, которые испытываешь, вырвавшись на свободу после месячного добровольного заключения в каюте. Все намеченные ранее расчеты и маршруты летят в преисподнюю: ледовая обстановка, раскрывшаяся перед нами, заставляет нас в пути изменить план полета. Мы поворачиваем на восток, берем направление к мысу Платен. Под нами плотные торосистые льды в восемь-девять баллов. Справа вдоль берега виднеется полоса разреженного льда, но скоро она кончается и снова идет торосистый семи-восьмибалльный лед, который заполняет все пространство между островами и мысом Платен. Дальше лед разреженный. Итак, "Садко" надо пройти пятнадцать-двадцать миль в тяжелых льдах, а дальше будет лучше. Пролетаю возле мыса Платен. В стороне видны острова Карла. К северу - острова Фойн и Рекс. Вспоминается лето 1928 года. Трагическая гибель дирижабля "Италия". Работа спасательных экспедиций. Славные советские корабли "Красин" и "Малыгин". Наше первое выступление на международной арене, проба сил в искусстве полетов над полярными льдами. Наши победы над суровой арктической природой поразили и смутили многих иностранных исследователей и летчиков. Многое хочется вспомнить о нобилевской экспедиции . Стоит напомнить хотя бы о ее "научном багаже". Прежде всего она запаслась двумя громадными ящиками. В одном из них лежали фашистские флаги, в другом - папские кресты. На каждую землю, безразлично - вновь открытую или давно принадлежавшую Стране Советов, летел фашистский флаг, и немного спустя грузно валилось с небес увесистое папское благословение. Был в экспедиции и "живой багаж" - командированный папой специальный епископ, назначением которого было призывать в пути божие благословение на нобилевскую затею. Этот представитель решил все же остаться в Кингсбее, предоставив своим спутникам лететь к полюсу без его молитв и гимнов. Епископ резонно сказал: - Сыны мои! За время полета из Рима сюда я убедился, что молитвы, посылаемые с дирижабля, до бога не доходят. Наверное, мощным дуновением моторов их относит в сторону или отбрасывает обратно к земле. Отсюда, с суши, молитвы дойдут скорее. Летите, сыны, куда хотите, и да поддержат вас молитва моя и ходатайства мои перед небом о благополучии экспедиции. Одной молитвы фашистского епископа оказалось, однако, мало: дирижабль разбился об угрюмые полярные льды. Вот тогда фашистские "герои" и проявили истинное свое лицо. По этому поводу правильно написал В. В. Маяковский:
Аэростат погиб.
Спаситель
- самолет.
Отдавши честь
рукой
в пуховых варежках,
предав
товарищей,
вонзивших ногти в лед,
бежал
фашистский генералишко.
Со скользкой толщи
льдистой
лез
вопль о помощи:
"Эс-о-Эс". В фашистских странах лицемерно заявляли, что человечество вообще не в силах разыскать и спасти итальянцев, и, стало быть, помогать нечего. Даже родина хвастливого генерала, пославшая на помощь несколько летчиков и кораблей, ничего существенного не сделала для спасения участников экспедиции. Как раз в этих высоких широтах мы, советские летчики, неоднократно доказывали мощь и силу советской авиации, способности советских людей к завоеванию недоступных прежде полярных и приполярных областей. В Арктику вступили новые люди, советские люди, большевики, воодушевленные своей родиной, воспитанные коммунистической партией, руководимые великим Сталиным. Вот почему мы победили тогда и побеждаем Арктику из года в год. Проносясь над льдами, я чувствовал себя уверенно и спокойно. Так же спокойно, как если бы летал над Центральным аэродромом в Москве. Наметив путь для "Садко", мы вернулись на корабль. Было 5 часов утра. Судно медленно пробивалось во льдах. В полдень лед сильно уплотнился, началось сжатие, корабль остановился. В 6 часов вечера возле "Садко" появились разводья. Опять спустили самолет. Теперь на разведку вылетел Власов. Через полтора часа он вернулся с хорошей вестью: к северо-западу от островов Карла чистая вода до самого горизонта. "Садко" снова двинулся, и на вторые сутки мы подошли к мысу Платен . Впереди лежал еще один трудный этап. Теперь снова была моя очередь лететь в разведку. С высоты в шестьсот метров я легко обнаружил проход за островом Северный Рекс, от которого далеко до горизонта тянулась полоска чистой воды. К утру следующего дня "Садко" вышел на чистую воду, а вечером корабль уже находился на северо-востоке Шпицбергена. В нескольких милях от мыса Нордкап пароход остановился для взятия гидрологической станции. Мы спустили с палубы оба самолета и вылетели для исследования побережья и прилегающих к нему островов. Еще во время предыдущих полетов мы заметили, что карты северных берегов Шпицбергена весьма неточны. Аэрофотосъемка выяснила много любопытных ошибок. Мыс, обозначенный на карте, оказался островом, отделенным от земли узким проливом, который совершенно незаметен с моря. У восточных берегов Шпицбергена мы обнаружили отмели, отдельные скалы и камни. Они не были обозначены и не имели названия. Мы условно назвали их островками Октябрят. Домой нас прогнала низкая облачность, поднимавшаяся с юга. Вскоре гидрологи закончили свои наблюдения. "Садко" пошел дальше.
Ссылки: