|
|||
|
Студенческие волнения в Киеве
Балашовы наняли большую квартиру на Жилянской улице напротив пивоваренного завода. Это имело одно удобство - бочёнок "извозчичьего" пива в сорок бутылок стоил 1 р. 80 коп. В случае большой компании его ставили на шкаф, опускали в него резиновую трубку с зажимом и, пользуясь таким сифоном, наполняли стаканы. Александр Иванович , как молодой врач, зарабатывал очень мало, Балашовы сдавали студентам четыре комнаты. В одной комнате жили медик Мишка Гальчинский и математик Всеволод Метельский, в проходной рядом с ними - Глеб, в третьей комнате - две курсистки, одна из которых получила кличку Полтавская Галушка (она была полная и из Полтавы), в четвёртой - курсистка по прозвищу Крокодил (она была некрасива). Горничная из деревни принимала эту кличку за настоящее имя и, обращаясь к Надежде Петровне, говорила: - Барыня, барышня Крокодил просили самовар. Иногда у Надежды Петровны собирались художницы. Глеб то присоединялся к ним, то сам изображал натуру, намотав на голову чалму или шляпу с пером. Институт ему понравился больше чем университет. Кроме лекций были практические и лабораторные занятия. Первокурсники работали так же в чертёжках. Такие занятия сближали больше чем лекции. Седьмого (двадцатого по новому стилю) ноября 1910 года умер Лев Толстой . Его смерть была отмечена демонстрацией студентов. Сборный пункт был назначен у оперного театра. Политехники пришли последними. В Политехническом институте сначала была сходка в большой физической аудитории, затем пошли колонной с Шулявки в город. По росту Глеб шёл в первом ряду с краю. У памятника Бобринскому стояла телега, на ней сидела крестьянка, а около стоял крестьянин.* - Хто це таки йдуть? - спросила она. - Та це сами хулиганы йдуть, - ответил он. Фото: Памятник графу Алексею Бобринскому У театра стояла толпа студентов университета, Коммерческого института и курсисток, их сторожили казаки и конные городовые. Появление политехников было встречено громкими криками. Они влились в толпу, казаки несколько раз атаковали студентов, стоявших на возвышении против театра. Наконец их загнали в столовую Баринова, арестовали и повели по Театральной улице к Старокиевскому участку. Бросившейся за ними толпе казаки преградили дорогу. Тогда толпа побежала по Владимирской улице. Опять казаки поскакали за толпой и перерезали её пополам. Передняя часть толпы добежала до Софиевской площади и здесь встретилась с арестованными. Произошло смешение, часть толпы, прорвав кордон городовых, бросилась внутрь окружения, часть арестованных вырвалась наружу. Обновлённый таким образом состав арестованных был введен в Старокиевский участок. Казаки въехали на тротуар, разгоняя толпу нагайками. Прижатый к стене Глеб полетел в двери подвального этажа, но затем выбрался оттуда и стал между рельсами, приготовленными для ремонта трамвайного пути, около памятника Богдану Хмельницкому, куда не могли заехать казаки. Оля Лепешинская , гимназистка четвёртого класса и сестра "Дяди", политехника второго курса, шла в это время из гимназии домой по Владимирской улице. Разгон студентов нагайками так её напугал, что она пришла домой в слезах. В начале 1911 года почти во всех университетских городах России начались студенческие забастовки . Формально забастовки проводились с целью моральной поддержки студентов Петербургской Военно-Медицинской Академии, которых правительство заставило отдавать честь офицерам. Забастовали и студенты Киевского Политехнического института . Объявление забастовки произошло таким образом: студенты толпой ходили по коридору главного здания, среди них находился в этот момент и директор института. Вдруг на скамейку вскочил студент. Голова его была покрыта чёрным капюшоном с прорезанными для глаз отверстиями. Он громко прочитал прокламацию эсэров с призывом к забастовке. Фото: Памятник Богдану Хмельницкому на Софийской площади Директор моментально ушёл из коридора, а из вестибюля вбежал околоточный надзиратель, бросившийся ловить студента, читавшего прокламацию. Но околоточного сдавили со всех сторон и "маска" исчезла... Забастовка началась. Студенты ходили по коридорам, на лекциях почти никого не было. В аудитории, где лекция всё же состоялась, произвели "химическую обструкцию"*. В чертёжках работало несколько студентов, им порезали чертежи ножом. Когда в институте состоялась сходка, входы и выходы были заняты полицией и все студенты, находившиеся в здании, были переписаны. Они должны были уплатить три рубля штрафа, а не уплатившие - отсидеть три дня в полицейском участке. В это время медик Мишка Гальчинский жил с политехником Бронэком Новицким на Керосинной улице, на Шулявке. Новицкий проводил большую часть ночи в биллиардных, возвращался домой поздно и вставал около двух часов дня. Поэтому, когда за штрафом пришёл городовой с понятыми, то Бронэк был ещё в постели. - Вы Новицкий? - спросил городовой. - Я? Нет. Мишка ты не Новицкий? - Нет, я Гальчинский. - Значит такого здесь нет. Сначала городовой уходит, затем возвращается с хозяйкой, которая удостоверяет, что Бронэк и есть Новицкий. - Что же вы шуткуете? - говорит городовой, - платите три рубля. - У меня нет ни копейки, вчера проигрался. - Тогда идём в участок. - Ну, в участок я не пойду. Хотите, несите на кровати. - Когда же у вас будут три рубля? - Когда? Бронек считает по пальцам, - в четверг. Городовой приходит в пятницу. - Ну, давайте три рубля. - Да у меня их нет. - Вы ж казали, що у вас они будут в четверг. - В четверг они были, а сегодня - пятница и их уже нету. - Так идём в участок. - Если хотите, несите на кровати. Студенты, не уплатившие трёх рублей и сидевшие в участке, слышали как околоточный разносил городового, который и не приносил трёх рублей, и не доставил Новицкого. Когда Бронэк сильно проигрывался, он изобретал решительные средства, чтобы достать денег. У "Дяди" Лепешинского он занял готовальню, у Глеба - часы. Когда Бронэк заболел и "Дядя" пришёл его навестить, Бронэк попросил его что-то взять в корзинке. При этом "Дядя" наткнулся на ломбардную квитанцию на собственную готовальню. Он молча положил квитанцию в карман и выкупил свою готовальню. Глебу не повезло, он не видел квитанции на свои часы и они пропали... В начале забастовки в Киевском Политехническом институте три декана института - профессора С.П. Тимошенко, Шиндлер и Нечаев послали в Петербург, в Министерство Торговли и Промышленности, в ведении которого находился институт, телеграмму с протестом против действий полиции в институте. Приказом министра эти три декана были уволены. Из солидарности с ними семь профессоров Киевского Политехнического Института подали в отставку.
Фото: Профессор С.П. Тимошенко , основатель американской школы прикладной механики Институт лишился десяти лучших своих профессоров, это была очень большая потеря.* Фото: Алексей Васильевич Нечаев Ординарный профессор по кафедре минералогии и геологии, а затем декан химического факультета КПИ Фото: Экзаменационная комиссия на выпуске студентов КПИ в 1903 г. Слева направо: Е. Вотчал, О. Ключарев, П. Слёзкин, Д. Менделеев, Н. Чирвинский, К. Шиндлер крайний слева - экзаменуемый студент Забастовка кончилась весной, так что весенние экзамены состоялись. По предметной системе можно было получить у декана разрешение на сдачу любого предмета, считавшегося прослушанным. Бронэк Новицкий сдавал экзамен у преподавателя Шенберга. Ему попались трудные дифференциальные уравнения и он долго и бесплодно над ними сидел. Шенберг сам был завсегдатаем биллиардных и нередко видел там Бронэка. - Ну что, господин Новицкий, как дела? - Я совсем выбился из удара, - ответил Бронэк на биллиардном жаргоне. - А вы не пугайтесь чужой кладки, - предложил Шенберг. Глеб пошёл посмотреть, как держат экзамены по архитектуре и строительному искусству, сам он не собирался держать и к нему не готовился, экзамен происходил в большой аудитории, в которой находилось шесть экзаменаторов и много студентов, обдумывавших полученные билеты. Шесть студентов стояли у трёх досок, разделенных пополам, и вырисовывали на них своды, кладки, фундаменты, врубы, готовясь к ответу. В аудитории не было никакого порядка, входил, кто хотел. Глеб заметил у доски Бронэка и подошёл к нему. - Как дела? - Да вот, выучил двадцать билетов, а вытянул двадцать четвёртый. Постой-ка за меня. С этими словами он сунул Глебу билет, программу и мел и ушёл из аудитории. Глеб был сильно перепуган, тем более, что один из экзаменаторов подошёл к нему и стал сзади. Глеб послюнил палец и стёр несколько линий в чертеже кладки. Беда была в том, что Глеб был в форме, без бороды и высок ростом, Бронэк был в штатском, с рыжеватой бородкой и низкого роста. Минут через десять Бронэк, прочитав в коридоре ответы на вопросы своего билета, вернулся. Глеб вылетел пулей из аудитории и из института: конечно заметили, выгонят из института, думал он. Вечером поехал к Бронэку на Керосинную: - Ну как? - Ничего, получил четыре с половиной. Глеб по крайней мере раз в неделю бывал у Янушевских. Они приглашали его так же, когда Павел Степанович устраивал квартеты, в которых принимали участие он сам (альт), Карагичев (скрипка), студент Туржанский (виолончель) и ещё один студент (вторая скрипка). После квартета был ужин, за которым Глеб всегда страдал. Разговор обычно шёл о Шуберте, Шумане, Григе, Римском-Корсакове и других композиторах, и Глеб должен был молчать, скрывая своё полное невежество в этих вопросах. Ссылки:
|