Беклемишев А.П.: Разрыв с Институтом

Отношения в Институте у Глеба обострились. На экзаменах приходилось сталкиваться с партийцами, которые ничего не знали. На осмотрах проектов можно было установить, что проекты не ими сделаны. Был случай, когда один партиец срезался на осмотре проекта третий раз. Его ближайший приятель, уже окончивший Институт, был помощником декана.

- Что же это вы, товарищ Беклемишев, Калмыков - заслуженный член партии, а вы не даёте ему проходу, третий раз не пропускаете проект. Я об этом случае буду говорить с директором.

- А я буду - об этом случае давления на совесть экзаменатора - говорить в комиссии советского контроля.

- Да я ведь не давлю, я только спрашиваю.

- Положим, вы не спрашиваете, а, имея одностороннюю информацию, уже вывели заключение, что студент прав, а экзаменатор неправ.

- Ну, я, конечно, полных данных не имею. Вы мне напишите докладную записку с объяснением этого случая.

- Докладной записки я писать не буду.

- Почему?

- Потому, что экзаменовал я не один, я не председатель экзаменационной комиссии. Это одно основание. Второе основание - объяснение по вопросам характера экзамена даётся заведующему кафедрой, а вы не заведующий кафедрой.

Второе столкновение произошло с заместителем директора по учебной части Окуловым . Против Глеба уже вёлся подкоп - его обвинили в том, что он перегрузил студентов графическими работами (все они числились в программе, предписанной Москвой) и тем самым оставлял им мало времени для изучения социально-экономических дисциплин. Обвинение это Глеб легко разбивал: программа дана Москвой.

- Но вы должны были протестовать против объёма графических работ.

- Я и протестовал. Составленное мною отношение было подписано директором и послано в Москву.

- Но вы не добились согласия Москвы.

- Не добился.

- Значит, недостаточно упорно добивались.

- Но эта программа принята во всех технических ВУЗ'ах. И они даже не добивались её изменения. И их никто не обвиняет. А я, который добивался, виновен по-вашему в том, что Москва осталась глухой к нашим протестам.

Кроме того Глеб имел обязанности по методическому сектору учебной части. На этой почве на Учёном Совете института он разошёлся с заместителем директора Окуловым в оценке плана работ кафедр. На следующий день Глеб был вызван Окуловым .

- Вы противопоставляете себя Учебной Части, в то время как вы являетесь органом Учебной Части.

- Я являюсь также членом Учёного Совета и, как таковой, могу высказывать своё независимое мнение.

- Нет, не можете.

- Вам, видимо, нужен в Учёном Совете граммофон, я им не буду.

- Как это понимать? Как отказ от работы?

- Я понимаю, что так.

Почувствовав, что отношения обострились и он стал "нежелательным элементом", Глеб подал заявление об уходе из Института. У него оставалась работа ещё в одном небольшом Институте. На следующий день к Глебу приехал профессор В.И. Петин с предложением от директора одного из киевских институтов занять в нём кафедру. Таким образом у Глеба опять была работа в двух институтах. Однако, до этого разрыва, предчувствуя его неизбежность, Глеб сделал попытку опять уйти "на производство". Попытка оказалась неудачной. Было это так. Заведующий кафедрой двигателей внутреннего сгорания инженер Ландау ушёл на должность главного инженера завода "Красный Двигатель" . Директора этого завода Глеб тоже знал прежде, как начальника цеха одного из ижевских заводов. Директор этот был без технического образования, т.е. практиком, но был членом партии. Завод "Красный Двигатель" должен быть расширен и начать выпуск нового типа двигателей.

Инженер Ландау предложил Глебу занять должность начальника отдела реконструкции завода. Глеб согласился, при условии, что один месяц для обеих сторон будет пробным. Поэтому Глеб не ушёл окончательно из Института, а сократил число своих лекций так, чтобы мог посещать Институт два раза в неделю и то на часть дня. Ознакомление с положением на заводе дало Глебу следующую картину: завод маленький со слабым оборудованием.

Бывший директор завода с бывшим главным инженером (теперешним директором), приехав в Москву, предложили выпускать через шесть месяцев новый тип двигателей, если им отпустят два миллиона и ряд металлорежущих станков. Список станков они составили сидя в Москве в номере гостиницы, как говорится "с потолка". Им дали два миллиона и обещали прислать станки. Прошло три месяца. Чертежи двигателя были разработаны, но технологический процесс только разрабатывался. Станки с индивидуальными моторами прибывали, ими были уже завалены заводские склады. Можно было уже судить, что одних станков будет избыток, а других не хватит.

Но, что самое главное, старый трансформатор обеспечивал энергией только моторы старых станков, трансформатор не был предусмотрен в списке, поданном в Москве, а ленинградский завод трансформаторов обещал новый трансформатор не ранее чем через два года. Все трансформаторы забирала военная промышленность...

Понимать создавшуюся ситуацию мог один Ландау. В случае краха директор-партиец свалит всю вину на Ландау и Глеба. В отделе рационализации сидел очень милый юрист, которого сделали рационализатором производства на шестимесячных курсах рационализации и который ничего не понимал.

Впоследствии с развитием "юридических консультаций" рационализатор вернулся к своей, знакомой ему, юридической деятельности.

Пробный месяц подходил к концу. Глеб подал докладную записку дирекции, в которой он откровенно обрисовал всю безысходность положения завода. В конце он написал, что пользуясь договорённостью относительно пробного месяца, он уходит. На словах он добавил, что по его расчётам через год всю администрацию посадят. Глеб вернулся в Институт, вернее расширил свою лекционную и проектную нагрузку с тем, чтобы через полгода порвать с ним, променяв его на другой Институт гораздо меньшего масштаба.

Ссылки: