|
|||
|
Немцы в Киеве 1941 г
Около четырёх часов рыжий дворник Артем влетел к Наталье Захаровне . - Так что уже. - Что уже? - Немцы на Крещатике. - Да ты сам видел? - Сам видел, вот вам крест. Так и шпарят на мотоциклах. Наталья Захаровна набросила пальто и отправилась к центру. Действительно, немцы проносились один за другим в особенных защитных плащах и в шлемах. Наталья Захаровна вернулась домой, взяла клещи и топор и поднялась на чердак. - Уже вошли. - Слава Богу, у меня руки и ноги закоченели, - ответил ей голос из- за досок. Наталья Захаровна всунула топор между досок и повернула его. Доска скрипнула и несколько отошла. Тогда она вытянула гвоздь... Вниз за ней спустился заросший бородой человек. В нём с трудом можно было узнать Оскерко ... В первый день оккупации население, не обращая внимания на немцев, грабило склады и магазины. Тащили всё, что находили: ящики спичек, повидло, ножи, радиоаппараты, даже пианино, что требовало солидных транспортных средств. На другой день немцы остановили грабёж и стали занимать здания на Крещатике под комендатуру и военно-хозяйственные учреждения. На стенах появились приказы на немецком и украинском языках. Приказывалось сдать радиоаппараты и противогазы. Хлеб не продавался. Базары были пусты. Фото: Первые немецкие машины на Крещатике, сентябрь 1941 г Фото: Киев, 19 сентября 1941 г Оставшиеся преподаватели собрались в Институте. Профессор Дашков предложил ввести в Институте дневные и ночные дежурства, чтобы сохранить имущество Института. Глебу выпало ночное дежурство, поэтому он ушёл около трёх часов, чтобы дома пообедать и отдохнуть до дежурства. Он был уже недалеко от дома, когда воздух был потрясён взрывом. Глеб обернулся и увидел в стороне Крещатика столб дыма в виде гриба. Нечто подобное он видел в 1918 году, когда на Печерске были взорваны склады снарядов. За первым взрывом последовали другие. После обеда Глеб уже не мог пройти на Крещатик. И правая, и левая сторона Крещатика горели. К Глебу пришли два студента, спасавших лабораторное имущество Института. Они поставили у Глеба в прихожей какой-то ящик из радиолаборатории. Пожар разгорался. Насосная станция была подорвана советской армией при отступлении. Воды в водопроводных трубах не было. Немцы привезли шланги на самолётах из Варшавы и качали воду из Днепра. В Киеве большевиками были оставлены агенты для диверсии. Они разрезали шланги. Немцы поймали диверсантов и расстреляли. Пожар тем временем принял огромные размеры. Горел не только Крещатик, но и прилегающие улицы, часть Фундуклеевской, Прорезной, Лютеранской, Институтской, вся Николаевская, Меринговская, Новая. Сильный ветер раздувал пламя, через нетронутые ещё дома летели искры и целые головни.* Фото: Угол Крещатика и Прорезной, сентябрь 1941 г. Фото: Центр Киева после грандиозного пожара, сентябрь 1941 г. Беклемишевы покинули дом и провели ночь под открытым небом, недалеко от места, где был похоронен Бой. Мать Оли сидела на узле, рядом с ней сидел Джери. Половина неба была охвачена дымовой завесой, на которой играли отблески пожара. Непрерывно слышался его гул и треск. На другой половине неба мерцали звёзды. Оля подняла голову к небу. - Неужели жизнь есть только на Земле? Не может быть, чтобы из миллиардов звёзд и планет для Земли только было сделано исключение. - Способ зарождения жизни на Земле до сих пор остаётся тайной, = ответил Глеб, - но я уверен, что какие-то планеты в других созвездиях оказались в условиях одинаковых с Землёй и на них тоже есть жизнь. Но такое совпадение условий всё же представляет собой исключение. Большинство звёзд состоит из газов или расплавленных металлов, другие представляют собой холодные, твёрдые, безжизненные массы. Земля - одно из исключений. Жизнь на ней достигла высоких форм. Это чудо. И смотри, что творится на этом чуде. Вместо того, чтобы замереть от восхищения в лицезрении этого чуда, высшие формы жизни, "венцы творения", уничтожают друг друга. Обоготворяемые вожди бросают своих подданных в мясорубку. - Я говорила тебе уехать. Был бы ты теперь далеко от этих взрывов и пожаров. - Я был бы там, куда бы меня послали. И я нисколько не раскаиваюсь, что остался. Если будем погибать, так вместе. Мы сейчас ничто иное, как домашние животные в руках немцев, но положение раба у немцев, если хочешь, лучше своей простотой, чем положение раба у большевиков. Здесь отношения ясны: немец - господин, я - ничто, раб. Он может меня пристрелить, не неся за это ответственности. У большевиков меня могут точно так же пристрелить, сгноить в лагере, в тайге, но чувствуя себя рабом, не защищённым никаким законом, я должен всё время изображать энтузиазм, высказывать восхищение мудрыми порядками, своей свободой и гениальностью вождей, вырезывающих своих подданных и друг друга. Нет, уж лучше рабство начистоту, без высоких слов и ссылок на Карла Маркса. Светало. Пожар рычал по-прежнему, но продвинулся незначительно. Беклемишевы вернулись домой. День прошёл в увязывании вещей и в беготне на соседский балкон, чтобы посмотреть на продвижение пожара. Спать легли не раздеваясь. В полночь громкий стук в дверь. Немецкие солдаты. Приказ оставить район, к которому приближается пожар. Глеб хочет уходить, как стоял. Но Оля кричит: "Мама!". - Да, да мама. Оля бежит к матери, но [сначала] выбрасывает кота, потом выгоняет Джери. Она выводит мать и выносит чемодан и узел. Глеб тоже хватает два чемодана и узел. Они оказываются на улице в сентябрьскую ночь. Прохладно. С вещами быстро идти невозможно. Отошли на квартал. Мать Оли вспомнила, что она забыла паспорт. Можно пойти за паспортом. Опасность в том, что дом уже пуст. Немцы, увидев людей в покинутом доме, принимают их за грабителей и расстреливают на месте. Всё же Глеб и Оля пробрались через чёрный ход, не зажигая света, вынесли паспорт и заодно калоши. Мёрзли ноги. Ночь провели на улице. Чемоданы взяли, но пищи в них нет. Оля отправилась к Наталье Захаровне . Для этого ей пришлось обойти кругом пожарище. Она принесла кой-какой снеди. На следующую ночь поместились с другими беженцами в покинутом одноэтажном доме. Дом оказался бывшей типографией НКВД, может быть, она заминирована и через полчаса взлетит на воздух? Никто не хочет об этом думать. Э! Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Так проходит три дня. Затем пожар пошёл на убыль, и эмбарго с домов снимается. Жильцы в них возвращаются, но толпы погорельцев не имеют пристанища. Ссылки:
|