|
|||
|
Беклемишев А.П. в лагере для перемещенных лиц: Литературный кружок
Зимой маленький лесной лагерь засыпало снегом. Сейчас же за лагерем на белом снегу появились птичьи и заячьи следы. Ветви елей были опушены снегом. Спускался вечер, и лагерь казался совсем отрезанным от внешнего мира. Лагерные спекулянты, владельцы относительных "богатств", имели радио. Но лагерная интеллигенция относилась к "люмпен-пролетариату" и радио не имела. Во многих лагерях коменданты использовали свою власть таким образом, что она соединялась с некоторыми экономическими преимуществами. Но комендант лесного лагеря Петренко тоже относился к "люмпен-пролетариату". Понемногу вошло в обычай лагерной интеллигенции собираться для совместного чтения в зимние воскресные вечера. Приходили к Беклемишевым чета Базилевичей, семья Петренко, Ольга Александровна, то есть всего восемь человек. Беда была в том, что книг-то не было. Тогда выработался второй обычай - к воскресному вечеру сами писали рассказы или стихи. Произошло разделение на авторов и слушателей. Писали, главным образом, Евгения Петровна Базилевич, Глеб Беклемишев, реже Ирина Петренко и её сын. Остальные составляли публику. Евгения Петровна Базилевич писала по-русски, иногда по-польски. Глеб - только по-русски. Писали о том, что Бог на душу положит. Раз был случай, когда тем не нашли. У Оли Беклемишевой стояли на столе гладиолусы. Решено было написать рассказы с названием "Гладиолусы". В следующий воскресный вечер рассказы под таким заглавием прочитали Евгения Петровна Базилевич и Беклемишев. Рассказы имели только общее заглавие. Они относились к разному времени, разной обстановке, и действующие лица были разного возраста и типа. Е.П. Базилевич и Глеб читали стихи, написанные или во время, или после войны. Ирина Петренко читала стихи свои и своего убитого немцами брата. Конечно, всё писали по наитию, не очень гоняясь за правильностью построения стиха. Писали так, как Беклемишев играл в шахматы с младшим Петренко, не заглядывая в теорию шахматной игры, не думая о том, каким гамбитом начинают они партию. Иногда неделя оказывалась недостаточно продуктивной. Тогда читали стихи: Ирина Петренко - написанные её братом ещё в годы перед революцией, а Глеб - написанные в последний год второй мировой войны. Лампочка горела тускло, за окном синела ночь. Свет потух. Это означало, что фазу перегрузили в лагере электрическими печами и максимальный автомат (поставленный вместо электрической пробки) выбило. Хорошо ещё, если кто-нибудь не подопрёт его щёткой, как сделали однажды (тогда перегорит предохранитель на столбе). Опять слабым накалом загорелась лампочка, одну или две печки выключили. Глеб продолжал с места, на котором остановился: ...Стали бродягами мы безызвестными, Стали чужими, бездомными. И мы спасались путями чудесными, Плыли просторами тёмными. Листьям подобно осенним опавшим Кружимся в мире, гонимы судьбой... Ждём мы покоя, милости павшим, Где отдохнём мы, родная, с тобой? Юности грёзы промчались бесследно, Светлого счастья разбились мечты, Мы под забором, мы нищи, мы бедны, Старость подходит, видишь ли ты? Но не роняй ты слёзы напрасные, Не поникай головой, Были всё ж в жизни мгновенья прекрасные Прожиты вместе с тобой. Пусть мы несчастные, пусть мы гонимые, Пусть нет назад нам пути, Пусть нам закрыты селенья родимые, Вместе мы будем идти. В час беспощадный, в час с жизнью прощанья Будем стоять мы с тобой, Нет места робости, боли, отчаянья, Не поникай головой! Потом читала свой рассказ Евгения Петровна. Время после первой мировой войны. Беженцы живут в Польше в вагонах на железнодорожных путях. Две семьи в двух вагонах. В одном два брата, в другом девушка - увлечение старшего брата. Младший брат-комик, беззлобно подтрунивает над старшим... Опять стихи: На немецком кладбище Бродя без смысла и без цели, Я не искал родных могил... Да, далеко от этой ели Лежали те, кто был мне мил. Они на кладбище далёком Вдали от дружеской руки, Им не заносит ненароком Никто зелёные венки. Кругом ограду разломали, Сорвали старые кресты... Воспоминания вызывают тени погибших друзей: Тёмные грозы Над Миром шумевшие, Нежные розы, Прожить не сумевшие, В мире суровом Надеждою жившие, В пламени новом Бесцельно погибшие. Смерти ненужные, Близких унесшие, Свечи потухшие, Тени прошедшие. Часто вас вижу Внутренним взором... - Ты бы прочёл стихи, посвященные Добронравовым, - говорит Глебу Оля. - Оно длинное, уже поздновато. - А кто такие Добронравовы? - спрашивает Ирина Григорьевна. - Это близкий товарищ Глеба [(Леонид, в стихах - Володя)] и его жена [Наталья Захаровна], но они уже разошлись. Он эвакуировался на восток, она где-то в Германии. Это рассказ о том, как он попал в 1918 году во Дворец и ему угрожал расстрел, а она выкупила жениха . Глеб читал: По двору носились люди, И матросы, и солдаты, Все в шинелях, бескозырках, Деревенские ребята. У ворот два пулемёта, Слышны залпы далеко, Улетает дым махорки В окна стиля Рококо... Тут, в царицы прежней спальне, Трибунал вершит дела, И лежат напротив в парке Все расстрелянных тела... ......................
В парке вырыли могилу, Сохранил тела мороз, Спустя годы насадили Здесь кусты чудесных роз. Сидя в том прекрасном парке, Роз любуюсь алым цветом, О крови пролитой даром Вспоминаю я при этом. Где Володя и Наташа, Что когда-то без вопросов Жизнь Володину купила У балтийских двух матросов? Тридцать лет прошли как миг, Нет кудрей, исчез румянец, Уже выглядит Володя Точно старый иностранец. А Наташа раздобрела И морщинки в углах глаз, И Володе изменила, Даже, кажется, не раз. Их дороги разошлися, И забыт уж тот дворец, Где под розами зарыты Те, кому пришёл конец. Где ты друг? хотел бы знать я, Служишь на каком заводе? Или может быть в Сибири Вспоминаешь о свободе? Где ты прежняя Наташа? И в какой германской зоне? Помнишь ли о крымском лете, Вместе прожитом сезоне? Вспоминаю вас обоих, Вспоминаю парк и розы И дворец ? в тот год ужасный, И январские морозы... - А вы знаете, что Витя [( Виктор Константинович Петренко )] тоже был в этом дворце, он студентом был и его забрали. Еле выручили. - Под счастливой звездой родился. - А где же теперь эта Наташа? - Где то в Германии. Мы её потеряли в конце войны. Беклемишевы вышли провожать гостей. Снег казался голубоватым. Окна бараков бросали на него жёлтые полосы. На чёрном своде неба мелкой пылью обозначился Млечный путь. По шоссе проносились британские грузовики, освещая путь фарами. За шоссе дымилась свалка, поставлявшая лагерникам различные полезные предметы. В одном из бараков слышались пьяные голоса. Был день Дмитра и Михайла. Ссылки:
|