Дубовой П.П. назначает Астахова счетоводом вещстола

После этого убийства, вскоре произошло новое происшествие. За зоной, среди вольнонаемных поселка, было обнаружено лагерное вещдовольствие. ВОХРа доложила об этом оперуполномоченному. Начался розыск. Следы привели к вещкаптерке. Главным действующим лицом по реализации вещдовольствия оказался счетовод вещстола Сашка Фомин . Убитый повар и Сашка были чем-то похожи. Оба одной "весовой категории" и "масти". По службе счетовод имел отношение только к вещевому складу, но отъевшаяся физиономия его говорила и о другом: трудно было скрыть связь с кухней, с хлеборезкой, с продстолом. За счет "пересортицы", "актировки" и других приемов ловкие и опытные дельцы могли и в лагере "толкать" новое обмундирование "налево" и взамен иметь не только продукты, но и деньги. Такой любезностью Фомина пользовалась и лагерная "придурь". Сколько времени он проработал в вещстоле, не знаю. Чтобы попасть на эту должность, нужны были деньги или "покровители". Денег в зоне не было, они существовали нелегально, и с их помощью, как и на "гражданке", можно было добиться любой цели. У Фомина были найдены денежные знаки, и его посадили в БУР [ 32 ].

Мне пришлось увидеть его в приемной, двое охранников привели его в наручниках к капитану. За несколько дней ареста с него сошли былой глянец, вес и уверенность, отличающие "придурка" от работяги. Он был подавлен и удручен и после разговора с капитаном снова возвращен за проволоку в "малую" зону. Через несколько дней в книге "Движение" я сделал запись об отправке его на пересыльный пункт. Место Фомина продолжало оставаться вакантным. Капитан перебирал кандидатуры. Однажды он вызвал меня:

- Скажи, ты не работал счетоводом?

- Нет, гражданин капитан.

- Я хочу направить тебя в вещстол. Справишься? Подумай и помни об ответственности, я не люблю хапуг. Он смотрел на меня, пытаясь разгадать мои мысли и отношение к этому. Оно действительно было заманчивым, так как приближало к лагерной элите, к наиболее перспективным возможностям жизни. Я должен был двумя руками хватать эту синюю птицу удачи и благодарить за "оказанное доверие", но вместо этого я нерешительно ответил:

- Не знаю, гражданин капитан, справлюсь ли??

- С завтрашнего дня принимай дела и начинай ревизию каптерки, - решительно сказал Дубовой , переходя уже на приказной тон. Так состоялось мое новое назначение, которое позволило оставить общий барак и перейти в отдельную кабинку вещкаптерки. Из простого зэка я стал счетоводом вещстола!!! человеком хорошо известным всему ОЛПу: не было заключенных, которые не получали бы из каптерки вещевого довольствия. Несмотря на то, что в ту пору мне было всего лишь двадцать три года, со мной почтительно здоровались, оказывая внимание и уважение как "важной" персоне. Я сбросил рваную телогрейку и гимнастерку, доставшиеся от нормировщика, получил со склада новые ватные брюки и валенки и совершенно изменился внешне. Похоже, что жизнь в уже который раз предлагала мне Веру и Надежду вместо отчаянья. К этому времени в зоне уже построили барак под баню. В первые месяцы заключенные с ОЛПа цементного завода пользовались баней известкового. Вся процедура санобработки проходила в крохотном холодном бараке. Прожарочный котел, раздевалка и мойка находились в одном тесном закутке, больше походившем на рассадник вшей, чем на баню. В деревянную кадку наливали литровую кружку горячей воды и столько же холодной. Воды хватало только на тело, мыть голову при всем желании не удавалось. Зуд от насекомых, как будто, ослабевал, но потом возобновлялся с новой силой, особенно, в отросшей щетине и волосах. Вытащенная из прожарки "роба" от температуры и накопившейся грязи становилась "коловой" со специфическим запахом прожаренного тряпья и грязного тела. Через десять дней подобная процедура повторялась. Можно было представить радость, с какой зэки встретили открытие своей собственной олповской бани! Своя баня - великое благо в жизни людей, заброшенных в суровые края Крайнего Севера! Жить действительно стало легче. Барак, где я жил и в котором размещались две каптерки - вещевая и продовольственная, разделяла стенка. Оба каптера, люди средних лет, степенного поведения и образа мышления, поддерживали добрососедские отношения. Я работал с добродушным бородачем-украинцем Евгением Ивановичем Ковтуном . До ареста на "гражданке" он работал в пригородном селе агрономом-зоотехником. При крупном росте и телосложении разговаривал вполголоса, мягко, улыбчиво. Каптером его назначил капитан Дубовой . И сейчас, думая об этом, я как-то по-другому оценил взбалмошного и непредсказуемого начальника. Ни Ковтун, ни я не принадлежали к уголовникам, но выбор его почему-то выпал на 58-ю, политическую. Почему именно я со своей непрактичностью и неприспособленностью или Ковтун с мягким и тихим нравом? Для Дубового мы, как и все лагерники цементного, были преступниками, отщепенцами и изменниками Родины. Но почему на место каптера, вместо проворовавшегося Фомина, он назначил человека другого склада и отношения к работе? При этом я помнил, что, как правило, при подборе на материально- ответственные должности советские руководители подбирали людей "тертых", "умеющих жить", способных извлекать наибольшую выгоду из "доходного" места, чтобы кормить руководство и не забывать себя. Похоже, что у Дубового на этот счет были другие соображения принципы - вот теперь и судите этого злодея!

В этой связи опять не могу не вспомнить Солженицына. Он говорит, что гулаговская ВОХРа и командный состав - сплошь оборотни ("Архипелаг ГУЛАГ", глава "Псовая служба"). Да, большинство этой категории; но были и такие, кто понимал режим по-своему. При существующей системе невозможно было оставаться вне его влияния. Если бы не каждодневная политобработка сознания ВОХРы и охраны, зэки 58-й не были бы такими отверженными. Проработал я на этом месте около полугода. Пришел в себя. Приобрел белье и чистую лагерную "робу", мог без графика сходить в баню. Евгений Иванович готовил из крупы кашу, оладьи - в знак доброго расположения продукты для этого приносил каптер, живущий за стеной. Это считалось обычным явлением, поскольку и Ковтун мог заменить старое вещдовольствие - валенки, обувку, постельное белье или одеяла - на свежее, поновее. Так было заведено кем-то давным-давно, и менять этот "порядок" не приходило в голову. Ловкачи, "умеющие жить", извлекали из служебного положения материальную выгоду и за счет разных махинаций добивались значительного благополучия - так подсказывал им опыт, полученный на "гражданке". Мне как-то не приходили такие мысли. Для этого рядом должен был работать "опытный" человек, знакомый с подобными "операциями", но такого не было, а собственные мозги работали без "выдумки", и все операции по приему от зэков старого и выдаче нового вещдовольствия проводились без обмана. Благодаря этому, в эти полгода, не случилось на нашем участке никаких компрометирующих происшествий.

Ссылки: