Астахов П.П.: в ОЛП строительства цементного завода

Через два дня пришло указание отправить нашу партию на ОЛП строительства цементного завода . Место, выбранное для цемзавода, находилось далеко за городской чертой, по соседству со штрафным лагерным пунктом известкового завода . Городская территория, застроенная в прошлом деревянными бараками и одно- или двухэтажными бытовками, заводскими цехами, копрами и терриконами, оставляла впечатление места, обжитого людьми. Этот пейзаж не вызывал тревожного чувства обреченности: работающие люди, промышленные объекты, механизмы и техника отвлекали от мрачной действительности сурового края. Заполярный круг лишь холодом и срывающейся внезапно пургой напоминал о своей отдаленности от привычных и знакомых с давних пор родных мест. Зато воркутинская округа за городской чертой вызывала другое впечатление и чувства. Маленькая группа в семнадцать человек (она несколько изменилась на пересылке после "Столыпина") добиралась к месту через бескрайнее заснеженное поле тундры, безмолвной и суровой в те январские дни. Пурги не было, но малейшее движение воздуха срывало снежную пыль, еще не успевшую примерзнуть к слежавшейся поверхности. Свинцовое небо и необозримое снежное пространство смешивались в единое целое, и, казалось, что вот здесь и ожидает нас край света, откуда нет дальше пути. Что именно здесь придет конец всему земному. Безысходная грусть и тревога щемили сердце: нам, видимо, уже не вернуться в обжитые места, и бренные останки наши навсегда останутся здесь в вечной мерзлоте. Шли молча, шаг за шагом удаляясь от теплого барака пересылки к новому и теперь уже постоянному нашему месту жительства и работы. Кто-то из впереди идущих заметил едва уловимые признаки лагерной зоны - то были вышки для охраны и столбы для "колючки". Чем ближе подходили к зоне, тем явственнее вырисовывались черты лагерных бараков и строительства. Неподалеку от вахты небольшая группа заключенных, видимо, давно увидевшая нас в тундре, с нетерпением ожидала нас. Для блатных - хорошая возможность нас разглядеть, чтобы уже потом "раскурочить" в зоне. Едва мы только оказались в бараке, где должны были пройти медицинское обследование, чтобы получить категорию трудоспособности, как появились первые "ходоки". Я оказался в центре внимания, и не трудно догадаться почему. Мой внешний вид вызвал интерес еще до того, как мы перешагнули проходную. Я был одет в телогрейку и валенки, а сверху черное демисезонное драповое пальто, вполне пригодное для швейцарских широт, но не для заполярной Воркуты. На голове европейского образца "мютце", которую я перешил, будучи в Бутырках, из дядиной драповой кепки, а за плечами красивый и добротный швейцарский рюкзак. Одежда выдавала мое "нерусское" происхождение и обработать меня, как "иностранца", было бы несложно. Ко мне подходили с разными вопросами, чтобы узнать, кто же я на самом деле. Во время такого знакомства более внимательно осматривали мои "шмотки", но до содержания мешка дело пока не доходило. Среди любопытных оказался и мужчина средних лет, непохожий на лагерных "работяг". Не было в его внешности и признаков уголовника. Он принадлежал, по всей вероятности, к числу "избранных". Он подошел ко мне и спросил:

- Парень, ты хочешь работать нормировщиком в ТНБ [ 29 ] Я смотрел на него и удивлялся: "С чего бы у этого человека проявляется интерес ко мне? Его можно объяснить лишь моей одеждой". Он был намного старше меня. Тронутый его интересом я вежливо ответил:

- Я, честно говоря, не знаю что это такое?

- Ничего, работа несложная. Я помогу. Вон там, в зоне, строят новые бараки. После работы бригадиры приходят в ТНБ, чтобы оформить наряд-задание и выполненную за день норму. Нормировщик должен расценить наряды и выписать котловое довольствие на бригаду. Понимаешь? Слова его, казалось, были понятны, но что касается самой работы и своих обязанностей, я не представлял.

- Мы походим по объектам, что нужно я покажу и объясню. Ну что, согласен? Да, вас еще не комиссовали? После комиссовки приходи вон туда. Там в конторе бухгалтерия и ТНБ, - и он из окна показал на один из бараков, глубоко зарывшийся в снег. Мы расстались. Мои знакомые обступили меня и засыпали вопросами. Я ничего толком не мог объяснить, так как и сам еще не разобрался в сути разговора и предложения. Предстояло дождаться очереди на комиссовку. По существовавшему в лагерях положению, не помню точно, раз или два в три месяца заключенные должны были проходить врачебную комиссию на предмет определения категории трудоспособности. Санчасть выделяла для этого барак и врачей. Никаких специальных исследований комиссия не проводила, и суть комиссовки заключалась в одной единственной процедуре - определении упитанности. Раздетые донага зэки подходили к врачу, и тот, ухватив пальцами за зад, определял количество имевшегося мяса и по этому признаку проставлял в амбулаторную карту категорию трудоспособности. Когда я первый раз оказался в этом заведении, меня объял страх от вида живых, еле передвигающихся людей. Хорошо упитанное здоровое тело трудно ухватить или ущипнуть, а доходяга, дошедший до крайней степени истощения, вовсе не имеет мяса, у него только остается тонкая, обвисшая шкура. Изнурительная работа в условиях Заполярья и пустое малокалорийное питание позволяют стать полным дистрофиком за полтора-два месяца. Это и произошло с молодым красивым офицером Жорой Чернышевым , с которым пришли на ОЛП цементного завода одним этапом. Когда месяца через два я увидел его в зоне, шкурящим балан, я еле узнал его - выдавали лишь усы. Исхудалое лицо и провалившиеся глаза потеряли живой блеск, и сам он стал похож на негра - цвет лица сделался темно-коричневым от работы на "общих" при частой, немилосердной пурге. Когда через какое-то время я поинтересовался у компетентного работника санчасти, какова здесь смертность, удивился ответу: "смертность невысокая". За счет чего? В воркутинских лагерях в те годы существовали оздоровительные пункты, так называемые ОП . Заключенные, получившие категорию "С" - средняя или "Т" - тяжелая, зачислялись в рабочие бригады, а "доходяги" с отметкой "ОП" из рабочих бригад списывались и направлялись в оздоровительные пункты. Делалось ли это ради гуманных соображений, чтобы спасти человека, или же для сохранения рабочего "скота" при повторном его использовании, не знаю. Скорее всего, второе. Была еще категория "Б" - больные. Она подлежала госпитализации в стационар. Таким образом, умирать не давали, а нарастив рабочей скотинке чуть-чуть мяса, вновь отправляли в "доходиловку", на "общие". К сказанному хочу добавить еще некоторые подробности об отчетности списочного состава. Через несколько месяцев я был определен на работу в УРЧ [ 30 ]. Там сосредотачивались многие учетные данные о жизни и деятельности ОЛПа. Здесь же хранились формуляры к личным делам, оперативная картотека на весь списочный состав лагеря, куда вносились многие статистические данные о профессиональной принадлежности и многое другое. Движение данных по картотеке проводилось ежедневно, и сведения ее отражали реальное состояние лагерных подразделений и всего лагеря на "сегодняшний день". Поступали сюда также ежедневные сводки из санчасти, стационара и ОП. За время работы в УРЧ я имел возможность познакомиться еще с одной формой отчетности - сведениями о смерти, закодированных шифром: "убыл по литеру "В"". Такие сводки приходили очень и очень редко, и списочный состав постоянно держался на уровне 650 человек. Это мои личные наблюдения - они позволяют судить, что смертность на цементном зимой 1947 года была невысокой.

Ссылки: