Астахов П.П. заболел, Маргарита Стокингер в больнице

Несколько дней мы были "узниками" тюремной камеры, в которой читали и перечитывали надписи и автографы, оставшиеся на стенах. Пересмотрели уже несколько раз фотографии и вкладки журнала, когда, наконец, получили уведомление о переезде в карантинный лагерь. Был погожий февральский день. Небо, после камеры, казалось необыкновенно синим, слепило солнце и сверкали пятна снега. Мы поблагодарили "гостеприимных хозяев" и в сопровождении полицейского направились к месту стоянки пригородных трамвайчиков. Я обратил внимание на поведение полицейского, которому была поручена наша группа. Он старался держаться от нас на расстоянии, чтобы не привлекать внимания окружающих людей и не вызывать негативного отношения к нам. Когда мы пришли на остановку, он оставил нас и пошел к табачному киоску, где купил несколько пачек сигарет и раздал нам, еще один акт внимания и доверия. Так подумал не только я, так подумала вся наша группа. Когда мы рассаживались в трамвае, то наш сопровождающий сел вдали, предоставив полную свободу на все время переезда, он читал газету и временами посматривал в нашу сторону. Вспомнил я об этом не случайно, а в связи с тем, что впоследствии, дома, столкнувшись с подобной ситуацией, увидел разницу между обхождением надзирателей швейцарской полиции и нашими охранниками внутренней службы. Трамвайная дорога, проложенная высоко в горах, соединяла Frauenfeld с крупным городом северной Швейцарии Санкт-Галленом . Между двумя этими городами находился крохотный, в несколько домиков, населенный пункт Buhler. В одном из его домиков жили флюхтлинги (беженцы) из Европы. Вместе с нами в карантине оказалось не более десяти человек. Нам следовало прожить в Buhler'e месяц, время условного карантина, а затем отправиться для постоянного пребывания в какой-либо лагерь для интернированных, так объяснил нам сопровождающий полицейский. Позади осталась Германия с ее непредсказуемостью, наступала новая жизнь, без прошлых треволнений, но со множеством неизвестных на ближайшее будущее. Условия жизни в карантине оказались хорошими - был полный отдых и обильное питание. Результат сказался быстро: все прибавили в весе. Особенно отличился Павел, к концу месячного карантина он поправился на шесть килограммов. Первую неделю я находился вместе со всеми в лагере, а потом заболел и был переведен в больничку - Krankenzimmer, [ 21 ] которая находилась в километре от лагеря. В сопровождении солдата меня доставили в большой пустующий четырехэтажный дом, где на последнем этаже находились две комнаты для больных, одна для женщин, вторая для мужчин. Обе комнаты пустовали - я был единственным пациентом. Солдат проводил меня до палаты со множеством окон и ослепительным дневным светом. Я занял предложенную койку и простился с ним. Он обещал прийти завтра утром, принести завтрак; сказал, что закроет за собой дверь на первом этаже, так я остался совсем один и очень плохо провел ночь, испытывая грустные чувства от одиночества. Но "затворничество" продолжалось только одну ночь; на следующий день в Krankenzimmer пришли медсестры для ухода за пациентами и привели с собой молодую беженку, заболевшую в карантине. Ее поместили в соседнюю палату. Днем сестры были заняты своим делом, в перерыв уходили в лагерь, потом возвращались. В шесть часов вечера заканчивали дежурство и шли домой. В первый вечер сестры, оставив таблетки и процедурные наставления, попрощались и ушли. Для меня это была вторая ночь, но за стеной уже был живой человек, с которым можно поговорить и разогнать тоску. Громадный четырехэтажный дом производил впечатление распотрошенного человека: мрачно смотрелись черные пустоты окон всех этажей, лишь палаты четвертого этажа свидетельствовали, что в нем есть люди. А два незнакомых человека в это время, чутко прислушиваясь к шорохам, провели беспокойную ночь. Утро началось с прихода солдата. Он оставил завтрак и ушел. Я постучал к соседке и пригласил ее к завтраку. Обменявшись приветствием, задал обычный вопрос:

- Хорошо спали, Fraulein? Ответ был неожиданным:

- Спала плохо! Откровенность показалась удивительной. Вместо обычного: "Спасибо, хорошо", прозвучал вызов на продолжение и выяснеэние причин. Сам собой напрашивался вопрос: "почему?" Я принял этот вызов и продолжил разговор:

- А Вы знаете, мне тоже трудно было уснуть сегодня ночью, и, кажется, причиной этому было Ваше присутствие. Я сказал это намеренно, ожидая ответа.

- Выходит, мы оба были в таком состоянии? Вероятно, соседку тоже одолевало одиночество, и она была готова познакомиться ближе.

- Если не возражаете, исправим это сегодня, - сказал я, посмотрев в глаза, в надежде отыскать ответ. Глаза выражали согласие. Так мы познакомились и сели завтракать. Казалось, что в этот момент мы оба почувствовали необходимость поделиться своими переживаниями - этому благоприятствовала обстановка. Кто же она была, моя незнакомка? Она была старше меня, успела выйти замуж. Муж офицер Wehrmacht'a, давно в армии. Семейная жизнь не сложилась - детей нет. Первое чувство прошло быстро, виновата война и отсутствие рядом молодого мужа. Одной из причин отчуждения стали рассказы мужа о случайных связях на фронте и даже описание подробностей. Складывалось впечатление, что у новой знакомой давно не было возможности просто и непринужденно рассказывать о своих неурядицах незнакомому человеку. У нее была привлекательная внешность - несколько вытянутый овал лица с тонкими чертами, серо-голубые глаза. Светлые волосы подтверждали нордическое происхождение. Однако после знакомства и рассказов о родстве, выяснилось, что она полукровка - отец немец из Вены, мать - итальянка (не запомнил откуда). Она носила красивое имя и звучную фамилию - Margarita Stokinger . И хотя я не владел языком настолько, чтобы выражать нюансы чувств и мыслей, мы понимали друг друга хорошо. Более благоприятных условий для знакомства и сближения, чем в Krankenzimmer, трудно и представить. Кроме дня, нам оставались еще долгие часы зимней ночи. Она бежала в Швейцарию с проводником и выбрала эту страну не случайно. В Санкт-Галлене жила родня ее отца. Дядя занимал в городе видное положение - работал в филармонии. О месте ее теперешнего пребывания дядя знает и должен навестить ее. Время сблизило нас, но каждый прожитый час приближал и час расставания. После приезда в Buhler дяди, Маргарита предложила мне заключить с ней союз и навсегда остаться в Швейцарии. Но такое предложение не вязалось с моими планами, и наш союз не состоялся.

В один из мартовских дней милые сестры сообщили о выписке и предупредили, чтобы утром был готов к отъезду, за мной явится солдат. К великому удовлетворению сказали, что нас отправляют в Женеву, в город, куда мы и сами стремились попасть с первых минут пребывания в Швейцарии. Все складывалось так, как хотелось. В эту ночь Маргарита еще раз попыталась склонить меня остаться, но я был крепко связан товарищескими узами и принятым еще в Германии решением добраться до России. Добрая женщина сняла с себя медальон и повесила мне на шею.

- Впереди большая и сложная жизнь, пусть этот медальон хранит тебя и напоминает о коротком счастье Buhler'a. Хочу признаться, что в этой ситуации мне было не легко ожидать утро, чтобы проститься с человеком, подарившим мне так много счастливых минут. Но этим мгновениям тоже наступил конец, за мной явился солдат, и мы простились. Маргарита утирала слезы. Когда мы вышли на улицу, я невольно повернул голову в сторону четвертого этажа. На подоконнике, у раскрытого окна, в белой длинной сорочке стояла она и махала рукой. Я оборачивался еще несколько раз и видел в окне ее одинокую фигуру, пока, наконец, дорога не скрыла за своими постройками милый сердцу образ.

Ссылки: