Астахов П.П. за годы, проведенные в тюрьме, повидал немало разных людей

За годы, проведенные в тюрьме, мимо меня прошли разные люди, - очень немногие остались в памяти, - в основном, те, кто находился рядом продолжительное время. Особенности этих людей и необычная жизнь сохранили их образы и воспоминания о них. Я хочу рассказать о некоторых. Что-то мне нравилось, что- то нет, однако знакомство с ними оставляло след от общения, прибавляло знаний и жизненного опыта. Из моего окружения того периода довольно хорошо сохранился образ войскового капитана - Александра Викентьевича Мальцева . Несмотря на большой срок, прошедший с 1946 года, воспоминания о нем четкие и до сих пор. Он выделялся выправкой, собранностью, невозмутимым спокойствием - чертами, которые не всем удается сохранять в тюрьме. И держался этаким молодцом - сапоги были всегда начищены, китель и галифе сохраняли вполне достойный вид в заведении такого ранга, как Бутырка. Он выглядел на 46-47 лет. Было в нем что- то русско-татарское. Голова, подстриженная под машинку, редкая, кустиками, растительность на лице, чуть узкие серо-голубые глаза, язвительные губы, подбородок с ямочкой. К татарским особенностям отнес бы и выдающиеся скулы. Мне казалось, что он постоянно готовиться улыбнуться в разговоре с собеседником. После знакомства и доверительных отношений выяснилось, что Александр Викентьевич работал до ареста в Кантемировке . Я посчитал ее за райцентр Московской области, а оказалось, что она на юге Воронежской. Сестра его жила в Москве, и от нее он получал регулярно раз в десять дней необыкновенные по тем временам передачи. Они походили на "пир во время чумы", и вызывали всегда один и тот же вопрос: "откуда в теперешнее время "такое"?" Более близкое знакомство приоткрыло некоторые тайны, а рассказы о прошлой жизни подтвердили догадки и предположения о его лидерстве.

Да. Он из тех, кто не приспосабливался к существующим условиям, а подчинял их себе. В Кантемировке, где каждый знает каждого, он на виду. Мальцев - военком. Он рискует потерять свободу за прошлые "грехи", но высохшая и плохо разгибающаяся кисть руки, как будто после ранения, вселяет надежду, что все обойдется. Он не только не ушел в запас, заметая следы о прошлом, а сумел возглавить важный и ответственный участок работы района. Он не ошибся. Старые "грехи" остались нераскрытыми. Он не рассказывал, за что получил первый срок, но, похоже, что и тогда его привлекали по статье "58". Оказавшись в сибирской глухомани, местах, откуда не только бежать , но и подумать об этом было страшно, он все же решился на такой шаг. Из глубокой тайги он добирается до большой реки, а затем к берегу Ледовитого океана и на пароходе до Большой земли - оттуда в центр, в Москву. Каждому ли под силу такое? Ой ли?! Ему повезло. Мне знаком Север не по рассказам, а по собственной жизни. Знаю я и о том, что Советская власть покупала местных жителей мукой и продуктами, чтобы заполучить головы бежавших из лагерей. Уйти из зоны решались только мужественные, но и они не всегда добирались до цели. Оцепления на сотни километров сводили к нулю попытки смельчаков, и они большей частью становились заложниками тайги, сторожевых собак, жителей северных национальных округов. А Мальцев сумел и оказался в центре Союза. Он принял трезвое решение - выехать из столицы, где жила родня, чтобы не привлекать на след "ищеек". Устроился под чужой фамилией в Кантемировке в мирное время, а когда началась война определился в местный райвоенкомат на должность военкома . Я не задавал Александру Викентьевичу вопросов о прошлых делах и удовлетворялся тем, что рассказывал своему окружению сам Мальцев. История о побеге тоже была рассказана по собственной инициативе, с добавлением о том, что новое дело и начавшееся следствие вскрыло прошлые грехи, присовокупив к настоящей статье еще статью и срок за побег из мест заключения. Он занимал особое положение в камере. Его независимость обуславливалась и утверждалась необычными, поражающих зэков, передачами сестры. Когда у тебя есть сидор с продуктами и ты можешь, не прикасаясь к тюремной баланде, кормиться за счет передач сам и подбрасывать еду окружающим, угощать папиросами или табаком - ты первый человек, и относятся к тебе с подобострастным уважением. Когда в день передачи открывалась "кормушка" и показывалась знакомая физиономия "веселого мужика" - так звали развозящего передачи, - в камере наступали минуты восторженно- завистливого созерцания окружающих за опорожняющейся посудой, мешочками и упаковками самой различной снеди, которую не каждый мог приобрести, находясь на свободе. Особое волнение испытывали те, кто старался помочь Мальцеву в эти минуты, рассчитывая на щедрость хозяина. Александр Викентьевич не проявлял при этом ни малейшего волнения, прочитывал список передачи, расписывался в получении и возвращал бумагу "веселому". Всеми хозяйственными делами, в том числе строгим и внимательным приемом продуктов, занимался прислуживающий Мальцеву мужичок. Прыщавый, угристый, невзрачный на вид, с бесцветными навыкате глазами, маленького роста и кривыми ногами Федоренко , верой и правдой служил Мальцеву и походил на типичного холуя, которому нужно было держаться обеими руками за своего благодетеля. Мальцевский сидор требовал того, чтобы за ним зорко присматривали, и Федоренко делал это с особым усердием - хозяин был доволен вполне. В тюрьме была возможность наблюдать за людьми - такова необычная специфика условий ее жизни. Все на виду на протяжении суток: все действия, поступки, переживания, разговоры; сокамерники становятся свидетелями поведения человека. Когда я задумывался о личности капитана Мальцева, я отдавал должное его мужеству, редкому умению противостоять жизненным трудностям, свидетельствовавшему о природном уме и таланте находить и использовать слагаемые успеха. Но кроме этого, совместное пребывание в камере представило возможность увидеть в нем и другие, совсем непривлекательные качества, съедавшие блеск его незаурядной личности.

Есть в определении достоинств человека величины постоянные, независимо от обстоятельств жизни. К ним я отношу благородство, честь, достоинство. Взгляд на это складывался из литературных источников, исторических фактов. Особенно ярко выглядели на фоне русской истории прошлого столетия фигуры декабристов. В эту зиму я перечитывал "Войну и мир", главы задуманного, но ненаписанного романа Льва Николаевича "Декабристы", воспоминания француженки Полины Гебль - жены декабриста Анненкова . При сравнении с ними Александр Викентьевич много проигрывал. Декабристы пренебрегали всеми своими привилегиями и преимуществами ради блага простых людей, подданных России. У Александра Викентьевича присутствовал четко выраженный прагматизм - он жил для себя, своих выгод и интересов. Не пренебрегал использовать труд человека, попавшего в зависимость. Иные времена - иные нравы. Я не мог без возмущения наблюдать, как угодливый Федоренко бежал к параше, чтобы вынести ее в туалет вместо своего благодетеля. Или собирал его грязное белье для стирки, забыв свое собственное. Мальцев ни глазом, ни словом не отреагировал, чтобы избежать такого угодничества. Я не помню, чтобы он прикоснулся к венику или швабре во время дежурства. Это противоречило моим представлениям о благородстве человека. Я был сторонником бескорыстной помощи и считал безнравственным поддерживать человека в тюрьме за холуйство. Федоренко мог этого не понимать по многим причинам, но Александр Викентьевич был обязан отдать должное всему. Его барские замашки вызывали у меня чувства возмущения и протеста. Когда однажды он выразил желание "за плату" заняться немецким языком - я отказался от унизительной оплаты. Я был молод, неопытен и обидчив, такой подход оскорблял меня. Я придерживался равных, независимых отношений, осуждая торгашеский меркантилизм во всех его проявлениях"ты - мне, я - тебе". И теперь, на закате жизни, мое отношение к этим вопросам не изменилось, и я по-прежнему та самая "белая ворона", которая не может использовать представляющиеся возможности для улучшения своей жизни. Так тюремные условия создавали возможности заглянуть глубже в душу и увидеть то, что скрыто от глаз в обычной жизни.

Годы тюрьмы не проходят даром - наблюдения и размышления в тех условиях делают человека более проницательным и мудрым. Из "долгожителей" 106-й камеры сохранился в памяти еще один "потомственный" москвич, очень этим гордившийся.

Запомнился он мне своей неординарной внешностью. Он напоминал гоголевского героя "Ревизора" - настоящий Бобчинский нашего столетия. Имени его не помню, зато фамилия осталась. Маленького, толстенького, круглолицего, с носом- картофелиной и крохотными бегающими глазками человечка величали Половинкиным . Ему было в то время где-то около пятидесяти лет и оказался он в тюрьме за рассказанный сослуживцам анекдот . Привлекли его к ответственности по статье 58.10, что означало антисоветскую агитацию, очень образно переведенную на тюремный жаргон словом "балалаечник". Раз в десять дней жена приносила ему передачи, свидетельствовавшие о скромном семейном достатке. Помню после каждой передачи Половинкин "угощал" свое ближнее окружение самосадом - крепчайшей, собственного приготовления, махоркой. Для особого вкуса и крепости он добавлял в нее специально высушенную травку - "донничек". Курил часто и пальцы его приобрели желто-коричневый оттенок, как у многих курильщиков, оставляющих от скрутки едва заметный "бычок". Получающие курево в передачах имели постоянную "клиентуру". На завернутую цигарку, они обычно ожидали своей очереди и заранее заказывали кто "двадцать", кто "сорок" у хозяина махорки. Скромные свои передачи Половинкин получал сам и заранее готовил посуду для этого. Ему приносили хлеб, картошку, яйца, масло или сало и обязательно махорку. В течении нескольких минут все полученное исчезало в "тайниках" изголовья, и хозяин, спрятав все съестное, приглашал соседей отведать свежей "махорочки с донничком". Съедал он свои припасы украдкой, как крот в норе, стараясь не показывать, что ест. Обычно он укрывался одеялом после команды "отбой" и, невидимый соседям, съедал спрятанный в изголовье провиант. Обстановка в камере была относительно спокойной - как-то миновали ее уголовники, контингент представлял 58-ю статью. А если попадались случайно воры, то разгуляться им не позволяла их малочисленность, и они не решались терроризировать большинство.

Помню все же, произошел случай, когда двое, случайно попавших в камеру блатных, решили "проверить" сидора у мужиков. Первой жертвой в этой проверке стал Половинкин. Кража произошла ночью. Половинкин спал и ничего не слышал. Но когда утром о случившемся стали говорить в полный голос, возмущению его не было предела. Произошло, казалось, невероятное. Из мешка, находившегося под постоянным вниманием хозяина, исчез целый, только что полученный кусок сала. Половинкин спал и не чувствовал орудовавших под нарами двух молодчиков. Они так ловко вытянули сало, что он лишь утром, услышав разговор о краже, решил проверить собственный сидор и, о Боже, кража произошла у него. Хлеба злоумышленникам достать не удалось, и они съели одно только сало. Кусок был большой. Произошло серьезное расстройство, заставившее виновников целую ночь бегать на парашу и лишь под утро они заснули сном "праведников". Хозяин сала в это время "метал икру", докладывая вертухаю о случившемся, но исправить положение было уже невозможно - "что с возу упало, то пропало". Реакция на кражу была разная. Одни осуждали виновников и требовали набить морду, устроить самосуд. Другие посмеивались, шутили. Были и злорадствующие, со злобой и обидой вспоминавшие скупой нрав пострадавшего: "Получает передачи, сволочь, и жрет все один под одеялом - так ему и надо".

Ссылки: