|
|||
|
Артузов занялся Анненковым
Вячеслав Рудольфович уже давно должен был быть на месте. Значит, его задержало что-то важное - так размышлял Артузов, вглядываясь в темную августовскую ночь. Он подошел к столу, перевернул листок календаря. "Ого! Уже тридцатое число!" - удивился Артур Христианович. Выходит, конец лету. Он сел на стул, поддернув хорошо отглаженные брюки, придвинул кипу бумаг. Выбрал несколько листков, начал читать. Это были протоколы судебного заседания по делу Савинкова. Поздний час давал о себе знать, особенно если учесть, что прошлые ночи были заполнены напряженной работой. Он прикрыл воспаленные веки и на какое-то мгновение забылся. Очнулся от скрипа двери. Вошел начальник Иностранного отдела Трилиссер : - Опять засиделся до тумана. - Покой усыпляет. Присаживайтесь, Михаил Абрамович. - Вячеслав Рудольфович не звонил? - Нет, жду. Сказал, что приедет обязательно. Трилиссер вытащил из жилетного кармана "кондукторские" часы фирмы "Павел Буре", поднес их к уху, убедился, что тикают, поддев ногтем верхнюю крышку, взглянул на циферблат со старомодными римскими цифрами: - Неужто второй? Значит, в это время пробил последний час Савинкова? - Да, как политическая фигура он канул в Лету. Вот перечитываю протоколы и думаю: не было у него главного - настоящей веры. Значит, не было и силы. - Кто на очереди? Уж не Анненков ли? - Угадали. - Чем он, по вашим данным, занимается? - По моим данным, поселился со своими казаками и начальником штаба Денисовым верстах в пятидесяти от Ланьчжоу . Разводит чистопородных лошадей. Мирное занятие. Трилиссер хмыкнул недоверчиво. Артузов продолжал размышлять вслух о человеке, с недавних пор занимавшем его мысли. - Конечно, атаман не Савинков, в одиночку или с группой границу переходить не будет. Ему армия нужна. Ход Савинкова он не повторит. Но в конезаводчиках Анненков не засидится. - Боюсь, вы правы,- задумчиво сказал Трилиссер,- если Анненков убежден, что рожден для роли повелителя, реваншизм в нем неминуемо возобладает. Выходит, лошадок своих не для ипподрома растит атаман. - Однако,- счел нужным заметить Артур Христианович,- люди, подобные Анненкову, как правило, превращаются в нуль, если не получают помощи извне. Я убежден, что рано или поздно Анненков обратится к японцам, великому князю Николаю Николаевичу, к черту-дьяволу, к кому угодно, лишь бы найти опору для новой своей авантюры. - Похвально, Артур Христианович. От вас же слышал: постоянное размышление - непременный элемент творчества. - Это вполне очевидно. - Что ж, согласен думать вместе с вами! Однажды Артузов уже занимался Анненковым. Затем на время нужда в таком внимании отпала. Вторично Артузов стал думать о нем после того, как атаман был выпущен из китайского зиндана. Это случилось в феврале 1924 года. Китайские власти упрятали туда Анненкова почти на три года. После перехода границы в районе Джунгарских Ворот генерал с несколькими тысячами солдат и казаков расположился лагерем на реке Боро-Тала. Китайские власти попытались подтолкнуть Анненкова в "объятия" атамана Семенова 65 , предложив ему передислоцироваться на китайский Дальний Восток. При этом учитывали и беспокойное, а точнее, разбойное поведение анненковцев, которые все чаще и чаще совершали набеги и грабежи китайских селений. Губернатор, получив отказ Анненкова передислоцироваться, потребовал разоружения казаков. Анненков отклонил и это требование. Тогда-то и упрятали его в тюрьму. Кроме губернатора к этому аресту некоторое отношение имели Менжинский и Артузов . Анненков сидел в тюрьме. Казалось бы, он уже не опасен. Но? к Артузову попадает копия записки, направленной атаманом из зиндана японским властям. В ней говорилось: "Убедительно прошу Вас, представителя Великой Японской империи, дружественной по духу моему прошлому императорскому правительству, верноподданным коего я себя считаю до настоящего времени, возбудить ходатайство о моем освобождении из Синьцзянской тюрьмы и пропустить на Дальний Восток. Честью русского офицера, которая мне так дорога, я обязуюсь компенсировать Японии свою благодарность за мое освобождение". Артузов понял, что Анненков не только не смирился, но явно пытался продать себя японской реакции, и что на это письмо японские представители откликнутся незамедлительно, добьются его освобождения. Так и случилось. Анненков вышел на свободу. В городе Турфан атамана встретил Денисов, и они верхом отправились в город Ланьчжоу, в окрестностях которого и была создана пресловутая конеферма - явно для прикрытия. Артузов внимательно следил за действиями Анненкова и его окружения, рассматривая его не только как преступника, но и как опасного потенциального врага. Вячеслав Рудольфович приехал только около двух часов ночи. Тут же вызвал Артузова: - Только в час пятнадцать огласили приговор. В душе просил суд не выносить Савинкову высшей меры наказания. Но она, конечно, вынесена. - Судью, как хирурга,- заметил Артузов,- уговаривать запрещено. Не так ли, Вячеслав Рудольфович? При всем своем недюжинном уме и проницательности Артузов до конца дней своих оставался изумительно доверчивым и даже наивным. Он никак не мог предположить, что очень скоро судей будут вовсе даже не уговаривать, а заранее, задолго до начала "суда", который только в издевку и можно назвать нормальным судебным процессом, просто "информировать", тоном беспрекословного приказа, кому и какой приговор - нет, не выносить, но оглашать! - Оно, конечно, так,- согласился с ним Менжинский.- Для нас важнее политическая смерть Савинкова. А она для него уже настала. Вот копия приговора. Ознакомьтесь. Артур Христианович негромко, повернувшись к Трилиссеру, прочитал приговор коллегии. Удовлетворенно кивнул, когда дошел до того места, когда суд счел возможным ходатайствовать перед Президиумом ЦИК СССР о смягчении наказания. Принимая от Артузова прочитанные им листки, Менжинский отметил: - Это для нас чрезвычайно важно: один из самых непримиримых и активнейших наших врагов сложил оружие, безоговорочно признал советскую власть, и не только признал, но и призвал своих бывших соратников также сложить оружие. Менжинский, Артузов и Трилиссер оставались в кабинете председателя ОГПУ до рассвета. Лишь в половине седьмого утра нарочный доставил в судейскую комнату запечатанный пятью сургучными блямбами пакет: Центральный исполнительный комитет Союза ССР заменил Савинкову Борису Викторовичу высшую меру наказания десятью годами лишения свободы. Чем больше размышлял Артузов в эту ночь, тем отчетливее проводил параллель между Савинковым и Анненковым . Они одного поля ягоды. Савинков был человеком ненасытного честолюбия. Честолюбие характерно и для атамана. Оно будет постоянно толкать его на новые авантюры, коварные и опасные. Ссылки:
|