Арест Артузова явился страшным ударом для его родных и близких

Арест Артузова явился страшным ударом для его родных и близких. Тут надо вникнуть в психологию нормального советского человека той эпохи. В конце 1936-го - первой половине 1937 года почти никто не понимал по- настоящему, что происходит в стране. Подавляющее большинство даже образованных людей простодушно верили, что арестовывают действительно врагов народа, изменников, шпионов, диверсантов, террористов. (Трагическая гибель Кирова сыграла в рождении этой слепой веры огромную роль.) Честному же человеку опасаться нечего. "Нет дыма без огня", коли арестовали, значит, есть за что. Никто всерьез не верил, что такое может случиться с ним, его отцом, ее мужем, их сыном. Когда такое происходило, полагали, что случилась ошибка, что там, в НКВД, скоро разберутся, невиновного отпустят. Что сталинский нарком "быстроглазый Ежов" для того и поставлен на этот пост вождем, чтобы покарать настоящих врагов народа, наказать тех, кто посадил ни за что. Так, видимо, полагала и жена Артузова Инна Михайловна . В следственном деле сохранился рвущий сердце человеческий документ - дневник, который в виде писем мужу вела Инна Михайловна, пока не пришли и за ней самой. С наивной хитростью она вставляла в эти неотправленные письма строки, явно рассчитанные на то, что их прочтут те, в чьи руки эти письма непременно попадут. "от 23 мая. Мой любимый, ненаглядный Артуринька! Сегодня 10 дней (подумай, целых 10 дней), как случилось это несчастье, как наступила для меня сплошная ночь, беспросветная, ни солнышка, ни яркой зелени я не замечаю, и только когда идет дождь, как-то чуточку легче становится. Мой милый, все мои мысли с тобой! И только одно желание, чтобы ты был здоров, чтобы мужественно вынес все. Ведь я не верю, что они не разберутся. Возьму фотографию Ежова, смотрю на его такие прозрачные, чистые глаза и удивляюсь до бесконечности. Ну как он мог поверить, что ты мог что-нибудь плохое сделать? Ему бы надо было беречь тебя, ведь ты самое идеальное существо, лучший партиец, самый чистый, с кристальной душой человек, не сказавший за всю свою жизнь ни слова неправды. Видно, враг силен, если сумел тебя, такого идеального, так оскорбить! что же делать, когда вся вера потеряна. Уж если беднягу Гришу взяли и, честное слово, ни за что, то ожидать можно всего. Ну Гриша маленький, незаметный человечек (речь идет о Г.С. Тылисе .-Т. Г.), а ты-то?.. Я возьму фотографию Николая Ивановича, хорошее у него такое лицо 143 , какое-то особенное, и, главное, глаза, даже на фотографии такие правдивые? Пока что я все же сняла его фотокарточку со стены, то есть, вернее, то сниму, то вновь повешу и не знаю - любить мне его или нет, так, как Дзержинского я любила, я, вероятно, не смогу его любить, хотя если вспомнить, что он для меня сделал, то просто ужасно хочется его благодарить, ведь до сих пор у меня идет процесс в позвоночнике почти безболезненно, т. е. всравнении с прошлым годом, и все это, сделал Николай Иванович (имеется в виду разрешение, которое дал Ежов на поездку Артузовой во Францию на лечение.-Т. Г.), а другой стороны, так поступить с тобой? Я все же часто разговариваю с его карточкой, беру ее и говорю: "Ну что ты сделал? Зачем же ты так поступил с лучшим из лучших? Скоро ли ты все разберешь и накажешь тех, кто это действительно заслужил?" (Скорее всего - это то, что люди театра называют "театральным шепотом", наивный расчет на то, что вдруг это письмо к Артузову прочтет Ежов и растрогается.-Т. Г.) Я все время сижу дома, так как друзей сразу как-то не стало и ходить мне некуда, кроме Макса ( Бенедиктова , его арестуют на следующий день, 24 мая.-Т. Г.), утром хожу на Кузнецкий, 24 , ежедневно. (Этот адрес хорошо знали родственники всех арестованных - в этом доме находилась приемная НКВД . В специальном помещении со двора, где с утра выстраивалась огромная очередь, в окошечко давали справки об арестованных - не всем, принимали передачи и денежные переводы - тоже не от всех. Приемная ФСБ и ныне находится в этом старом московском доме.-Т. Г.) Каждый раз, когда возвращаюсь, то бегу бегом, так как мне всегда кажется, что ты уже вернулся. И каждый раз наступает разочарование. а что самое тяжелое, так это ночь, я так напугана этими ночными приходами, что от малейшего шороха мне кажется, что и за мной придут, тогда я удивляюсь, зачем же я им нужна, я еще в жизни своей не сделала поступка, за который могла бы покраснеть, но тут же вспоминаю Гришу, тебя. Разве вы оба в чем-нибудь виноваты? (За ней придут через пять дней, 28 мая.-Т. Г.)".

"25 мая. Артурик! Сегодня, проходя мимо Внутренней тюрьмы и увидя кусочек крыши, той, под которой ты находишься (Инна Михайловна не знала, что Артур Христианович содержался в Лефортовской .-Т. Г.), мне стало так нехорошо, просто ужас, к горлу поднялась какая-то сладость и дурно, и дурно стало. Милый, хотелось крикнуть, что я тут, что люблю тебя нежно, что волнуюсь за твое сердечко, за твое здоровье, и хоть бы увидеть тебя! Опять не приняли деньги. (Это уже подлость Дейча - разрешение на передачи зависело от следователя.-Т. Г.) Ну что за ужас! Ведь у тебя ни мыла, щеточки зубной нет! Дают ли молоко тебе? Как меня терзает все это?"

"27 мая. (Последний день на свободе.-Т. Г.) Сегодня у меня день сплошного рева. Была на Кузнецком, неудача, была в кино, противная картина - со смертями, смотрела парад 1 мая (в киножурнале "Новости дня" шел в каждом кинотеатре перед каждым сеансом.- Т. Г.) и тоже плакала, плакала и от восторга и от гордости за нашу Красную Армию, и в то же время было мучительно тяжело за тебя, милый ты мой, ненаглядный. Как жаль, что ты мне ничего не рассказал о своей борьбе, о своих переживаниях, ведь они были, в этом я не сомневаюсь, я видела по твоему лицу в последние дни, что тяжело на сердце 144 , а вот теперь я ничего не знаю о тебе. В тебе я не сомневаюсь - ни как то, что здесь орудует враг и, вероятно, твой личный, это факт, вероятно, хочет спасать свою шкуру подлец, ведь если бы не враг, никто никогда не взял бы Гришу. Он прекрасный парень, настоящий беспартийный большевик, и его арестовать мог только враг. Теперь я думаю, что кто-нибудь из твоих товарищей подвел, то есть не оправдал твоего доверия. Нет, это все-таки непростительно так с тобой было поступить. Если Николай Иванович сам разберется в этом деле, то все будет хорошо, а пока я плачу, нервничаю и волнуюсь о твоем здоровье. Рада, что не очень жарко, все-таки тебе не так душно. Люблю тебя крепко, мой милый, замечательный, мечтаю о нашей встрече. Целую много раз твою головочку". На этом обрывается письмо-дневник Инны Михайловны. Скоро оборвется и ее жизнь.

Ссылки: