Письма Армана с фронта из района Погорелого городища май-июнь 1942

Москва. 22 мая 1942 Начну по порядку с отхода поезда. Уже на следующий день сошли на станции Н. с поезда. Перебрались на военный аэродром. Там после перелета отсыпались летчики, мировые ребята, но редкостные любители поспать. Прилетели в Подмосковье только на другой день в половине первого. Жду машину, чтобы махнуть в Москву, а оттуда...

...Итак, приехали. Тут же отправился к нашему хозяину. Оказалось, что вызов в Москву - ответ на мой последний рапорт. Одновременно поступил запрос Георгия Константиновича, он требует меня к себе. Я не только рад, что вырвался из Ташкента, я очень доволен, что Георгий Константинович меня помнит и ждет. Уже получил предписание явиться в его распоряжение - сижу, жду машину, и в путь! Через несколько часов увижусь с ним и будет ясно, как он хочет меня использовать. Во всяком случае, уже не буду преподавателем.

Сегодня приехал на его командный пункт и сразу же попросил доложить о своем прибытии. Георгий Константинович встретил меня очень хорошо. Пожурил, что я не дал знать о себе раньше. Он, дескать, давно мною интересовался, но потерял из виду. Тотчас назначил меня на должность, какую я занимал в Борисове при нем в тридцать седьмом году. А вообще он хочет поручить мне очень интересную операцию, какую я с Г. К. обсуждал на случай войны еще тогда. Он хочет меня, как автора идеи, сделать ее исполнителем. Но пока налицо некоторые технические задержки, и, чтобы мне не болтаться, выезжаю в действующие части, приобрести новый опыт.

Так что я очень при деле, хорошем и интересном уже сейчас, а в перспективе - тем более! Посылочку маме передал, оставил ей также остатки своих продуктов, приеду на место - вышлю тебе аттестат и оттуда начну будоражить власти насчет твоего выезда в Москву. Не печалься и не горюй в солнечном Узбекистане, надеюсь скоро тебя вырвать, теперь все будет проще - не преподаватель ведь, а командир! С доставкой писем отсюда могут быть трудности. Жить буду в знакомых местах, где мы с тобой так много пережили в первые дни войны. Так как буду бывать близ Москвы, надеюсь вскоре оформить вызов для тебя. В крайнем случае, попрошу помощи у Георгия Константиновича... Из моих вещей привези бурку, она очень нужна, и мой танковый шлем. Вынь из планшета карту и передай ее на кафедру тактики, пригодится там для нанесения обстановки... Через час выезжаю на фронт. Я назначен командиром 11-й отдельной танковой дивизии

Поздно вечером Арман прибыл в 20-ю армию. На этом участке Западного фронта временное затишье. Обе стороны перешли к обороне. Рыли окопы, строили блиндажи, тянули проволочные заграждения, ставили мины. Разведчики охотились за "языками". В такие дни в сводках Совинформбюро появляется фраза: "На Н-ском участке фронта ничего существенного не произошло..."

Действующая армия, 28 мая 1942

...Приехал в свои владения и 27-го принял хозяйство. Работы много, интересно, хорошо - соловьи поют в душе и в соседней роще. Здесь только начинается весна, зацветают цветы, все зеленеет. Вижу в этом году весну второй раз.

Проезжал по местам, где мы с тобой блуждали первые два дня войны. В некоторые деревни фрицы даже не успели заглянуть, боялись партизан, а потом так драпанули, что и гусей не успели наворовать. Зато там, где побывали, след оставили на долгие годы.

Помылся только что в бане. По нашему 22 часа, - значит, у вас час ночи. Ложишься спать? Через сколько дней получаешь мои письма?

12 июня 1942

..."Сенокос" на носу и "жатва" тоже не за горами. Только из-за дождей не приступили пока к работе... Самое отрадное, что работа живая, интересная, волнующая. Готовлю свое хозяйство. Газеты получаем регулярно на второй день, так что живем повеселее, чем в нашей академии. Земля нас подводит, медленно высыхает, грязь. Ждем начала страды со дня на день. Тогда писать придется мало или на время совсем воздержаться. Теперь пользуюсь каждой свободной минутой, чтобы тебе настрочить весточку. А когда наступит страда - не удивляйся, если писем долго не будет. Бывает и минутку нельзя урвать для письмеца, а иногда нельзя его переслать. Ты была на фронте и знаешь, что и как бывает. А психуют жены, не понимающие, в какой обстановке мы живем и работаем.

В землянке тепло, даже уютно, но ночные обходы неприятные - по грязи, в темноте, все время спотыкаешься и поневоле лаешься.

Дождик моросит. Прохладно. Не могу представить, что в Ташкенте ты изнываешь от жары. Здесь приходится надевать шинель. По-ташкентски сейчас полпятого утра. Спишь, Аленушка, сладким сном?

Действующая армия, 28 июня 1942

...Получил вечером твое письмо. В день твоего рождения 12 июня растворил в кипятке кубик военторговского шоколада, попивал и вспоминал. В прошлом году мы в этот день тоже были в разных местах. Время тогда было еще спокойное, ты суетилась в Москве, упаковывая вещи, собиралась ко мне, а я свирепствовал в Брянске. Вскоре мы встретились и почти год были неразлучны. Теперь встретимся не скоро, но уверен - этот год принесет нам больше радостей, чем прошедший. Разгром гитлеровцев уже сам по себе счастье - а их-то мы разгромим! Скоро придут все наши радости и настоящая, хорошая, советская жизнь! Ты пишешь, что С. твердит всем в академии, будто мне повезло. Я очень доволен, но какого-то особенного "везения" не вижу, разве что освободился от нелюбимой работы в академии. Моя теперешняя работа интересная и живая, но она не на веки вечные. Георгий Константинович хочет дать мне другое, в своем роде единственное хозяйство. Очевидно, это и будет "везением". В Испании тоже говорили, что мне везет- пусть так, я не против разумного везения.

Если везет из-за слепого случая, тоже приятно, но еще приятнее самому сконструировать везение...

То, что Георгий Константинович ответил мне на письмо, многим кажется также везением. Да, я этому очень рад. Ты знаешь, какого я мнения о Г. К. и о Семене Константиновиче Тимошенко . Несомненно, быть под их начальством было бы желательным и приятным событием само по себе. А как приятно будет маршировать по родным полям и бить фрицев на земле, где я много пота пролил, по которой латышские беженцы уходили в тыл от германцев.

Сегодня после трехсуточного перерыва опять пошел дождь. Хлещет непрерывно. Ох как он надоел! Был даже потоп в палатке и землянке. Наша речушка превратилась в свирепую Ниагару - сорвала все мостки и шумит, как настоящая река. Фрицы от этих дождей и вовсе обалдели. Диктор передавал на их позиции текст нашего договора с Англией и согласование открыть второй фронт. Так не только прекратили стрельбу, как это иногда бывает при таких передачах, но произошло что-то невероятное... просили повторить. Диктор спросил: "А стрелять не будете?" - Нет,- ответили. Повторили передачу, диктор во весь рост пошел с нейтральной полосы к своим окопам, фрицы действительно не стреляли. Это говорит об очень и очень многом. Что бы ни судачили досужие обыватели, для нас победа - не мечта, а реальность недалекого будущего. Как тут не радоваться!

Ты встаешь в половине девятого по ташкентскому времени - я в этот час ложусь на боковую. Сплю

Пишу урывками, в несколько приемов: перед утром и поздно вечером. Ночью некогда...

Прошло почти два месяца, как Арман на фронте. Утром, когда он садился в танк, чтобы идти в бой ординарец Дмитрий Журавлев передал ему письмо - Арман взглянул на конверт, узнал почерк Елены, сунул письмо в планшет и закрыл люк машины.

После боя заторопился в землянку. Семнадцатилетний Журавлев, или, как его называл полковник, Митяй, зажег светильник, и Арман неторопливо стал читать письмо, побывавшее с ним в бою.

Ссылки: