Михаил Ардов: Максим и Дмитрий Шостаковичи

Мы сидим за чинным завтраком в доме Д.Д. Шостаковича . За столом сам композитор, его жена, сын Максим , я и еще два наших общих приятеля. Все молчат, тишина довольно напряженная. И тогда Максим обращается ко мне - Мишка, расскажи какой-нибудь анекдот, ты их все знаешь... Реплика повисает в воздухе, молчание становится еще тягостнее. А дело было так.

Максим Шостакович устроил холостяцкую пирушку, которая затянулась далеко за полночь, и мы все остались у него ночевать. А рано утром нежданно негаданно пожаловал с дачи Дмитрий Дмитриевич с супругой, и нас, заспанных и невполне протрезвевших, усадили за табльдот. Мой старый приятель Максим Шостакович - один из самых артистичных людей, каких я знаю. Темпераментный, живой, веселый, он не столько рассказчик, сколько "показчик", имитатор и притом весьма наблюдательный. Если бы он не стал музыкантом, он бы мог быть замечательным актером. К сожалению, на бумаге невозможно передать почти ничего из того, чем он нас так веселил и радовал.

Помню, например, как Максим изображал толстого болгарского полицейского, который завязывает шнурок на ботинке. Одну ногу он поставил на стул, а наклонился к другой, к той, что была на полу... Или такой трагикомический этюд. Максим изображал человека, который идет по улице и несет под мышкою маленький детский гробик. Навстречу ему незнакомая молодая женщина катит коляску с грудным младенцем. Прохожий деловито заглядывает в коляску и бодрым голосом спрашивает у оторопевшей матери:

- Это кто у вас?.. Мальчик?.. Девочка?.. В шестидесятых годах Максим Шостакович с кампанией друзей смотрел какой-то жуткий фильм об Эрнсте Тельмане. Кульминационным местом этой ленты был такой эпизод. Гестаповцы ведут Тельмана по тюремному коридору. И там он случайно встречает другого конвоируемого узника - Димитрова. Их разводят в разные стороны, и они кричат друг другу в гулком помещении:

- До свидания, Эрнст Тельман!.. - До свидания, Георгий Димитров! - Будь здоров, Отто Нушке ! - заорал во всю глотку из зала Максим. (Был тогда такой функционер в Восточном Берлине.) В те далекие времена я регулярно видел и самого Дмитрия Дмитриевича. Но нельзя сказать, чтобы кто-нибудь из нас общался с ним. Разумеется, он был с нами, с приятелями сына, очень вежлив, но от него всегда исходило какое-то ужасающее напряжение. Был он, как я понимаю, неврастеник и человек глубоко несчастный. Ведь и музыка его вполне неврастенична, лучше всего он передает "страх и трепет". Я полагаю, он совершенно не переносил одиночества, а потому ему непременно надо было состоять в браке. После смерти первой жены, матери детей, он не женился довольно долго. А потом, уже на моей памяти, у Шостаковича появилась очень странная, мягко выражаясь, супруга. Звали ее Маргарита, в прошлом она была комсомольским работником. Лучше всего ее характеризует такая фраза:

- Мой первый муж тоже был музыкант. Он играл на баяне. Довольно скоро у этой дамы произошел конфликт с детьми Дмитрия Дмитриевича, и она была удалена. При том даже бракоразводного процесса не последовало, ибо тут выяснилось, что она оформила свой брак с Шостаковичем, не расторгнув до конца союз с баянистом.

Дмитрий Дмитриевич в высокой степени обладал чувством юмора. Я с удивлением узнал от Максима, что у него была излюбленная цитата из раннего ардовского рассказа. Новелла эта имеет название "Лозунгофикация" и сплошь состоит из пародийных стихотворных призывов. Так вот, если на кухне слышался шум или грохот, Шостакович всякий раз возглашал:

Граждане, на кухонном фронте

Горящий примус не уроньте! Во время войны Дмитрий Дмитриевич был в Куйбышеве, там он увидел и запомнил такое замечательное объявление:

"С 1 октября открытая столовая здесь закрывается. Здесь открывается закрытая столовая".

Как-то Шостакович с сыном заехали в управление по охране авторских прав. Там они увидели Жана Поля Сартра , который очень внимательно и деловито пересчитывал свой гонорар - изрядное количество крупных купюр. Наблюдая эту сцену, Дмитрий Дмитриевич тихонько сказал Максиму, перефразируя популярные в те годы слова Ленина:

- Мы не отрицаем материальную заинтересованность при переходе из лагеря реакции в лагерь прогресса...

В шестидесятых годах на какой-то фестиваль приехал очень богатый и знаменитый в своей стране композитор из Индии. Писал он главным образом музыку к кинофильмам. Его познакомили с Шостаковичем. Индус между прочим сказал: - Вы, наверное, платите очень много денег вашему помощнику? - Какому помощнику? -удивился Дмитрий Дмитриевич. - Ну, тому, кто записывает ваши мелодии... - Я сам записываю свою музыку, - сказал Шостакович. - Как? - поразился "индийский гость", - Вы даже ноты знаете?!

Я вспоминаю, Шостакович-младший пригласил меня на генеральную репетицию "Леди Макбет Мценского уезда" в Ленинградский Малый Оперный театр. Там он обратил мое внимание на одно примечательное место в этой опере. Его отец, как объяснил мне Максим, всю жизнь терпеть не мог музыку Чайковского. Но по вполне понятным причинам никогда не смел высказать это прямо и открыто. И все же он это выразил. Шостакович сам написал либретто для "Леди Макбет", там преступление Сергея и Катерины открывается так. Во время их свадьбы пьяненький мужичок ищет, чем бы поживиться, и открывает крышку колодца, где лежат смердящие трупы. И тогда мужичок начинает петь на тот самый мотив, с которого начинается увертюра оперы "Евгений Онегин": - Какая вонь!.. Какая вонь!.. Какая вонь!.. Какая вонь!..

Все семейство Шостаковичей долгие годы пользовалось услугами частной зубной врачихи, дамы с какой-то замысловатой двойной фамилией. Она практиковала в своей крошечной квартирке, где прихожая была так же местом ожидания для пациентов, а единственная комната- и жильем и кабинетом. Вместе с дантисткой там жила старая прислуга, которая исполняла обязанности санитарки. Как-то Максим Шостакович проснулся утром с сильной зубной болью. Он решил отложить все дела, сел в машину и поехал к врачихе. Войдя в прихожую, он застал там обычную картину. На диванчике сидели две пожилые женщины и потихонечку переговаривались.

Очевидно, дожидались своей очереди. Максим тоже присел на стул. Через некоторое время из комнаты вышла прислуга и обратилась прямо к нему: - Ну что же вы здесь сидите?.. Проходите, пожалуйста... Максим последовал ее приглашению, но так и замер на пороге. Посреди комнаты он увидел стол, на нем гроб, в котором лежала старая дантистка. Простоявши так несколько минут, мой приятель повернулся и отбыл с зубной болью восвояси...

Ссылки: