 |
Александров А.П.: путешествие по Днепру с Борисом и Шаравским 1931 (Тухлая лебедь)
Источник: материал предоставлен Ежом
Поход «Тухлой Лебеди»
Истинное происшествие, имевшее место в 1930 году.
(Документы, дневники, записки участников, публикуемые впервые безо всяких изменений) Ленинград, 1963
ПРЕДИСЛОВИЕ Среди документов, относящихся к Великому Времени Реконструкции, безусловно, должны занять почётное место бумаги, найденные на Днепровском озере в 19.. году. Скромное имя «Тухлой Лебеди», стёртое было из памяти современников бурным натиском последующих событий, воскрешает образы отважных мореплавателей, смело и гордо преследовавших свои цели, несмотря на ряд трудностей переживаемого времени. История не говорит нам о причинах, побудивших крейсер пуститься в столь опасное плавание, предлагаемые записки не разрешают этот вопрос. НО, зная, что люди рискуют жизнью, только поставив перед собой великие задачи, предоставим любителям искать причины смелого похода, а сами лучше споём хвалебную песнь храбрецам. Безжалостная рука времени не прошла мимо нашей находки. Сырость и влага проникла в бутылку, куда были спрятаны бумаги, и много страниц совершенно погибли для нас. Остатки удалось отобрать у прибрежных варваров, приобщенных к европейской культуре, которые собирались употреблять драгоценные листки для приведения себя в порядок после [отправления] естественной надобности. И только то немногое, что сохранилось от описания Великой Эпопеи, предлагается вниманию читателя. СУДОВОЙ ЖУРНАЛ КРЕЙСЕРА «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ» Отрывок первый. 21 июля 1930 года. ДОБРОВОЛЬСКАЯ ВЕРФЬ. Выкрашен, оснащен и спущен на воду пролетарский крейсер «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ». Водоизмещение – 20 вёдер к вечеру. Длина по ватерлинии зависит от скорости:
Где с – скорость света, а ? - ярость капитана, выраженная в бабайках в секунду.
Личный состав:
1) Капитан 1-го ранга Х..руков;
2) Квартирмейстер СЦИКЛЕР;
3) Матрос-юнга ПАЦАН;
На борту – вояжир-рантье БРАМОЙЛЬ.
Копия
А К Т 21 июля 1930 года, мы, нижеподписавшиеся, квартирмейстер крейсера «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ» СЦИКЛЕР, и рантье БРАМОЙЛЬ составили настоящий акт о том, что во время подготовительных работ по спуску на воду крейсера «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ», вредителями был подослан рыжий кобель (кличка неизвестна), каковой и прописал партию макарон и научных инструментов БРАМОЙЛЯ, лично руководившего погрузкой. Упомянутый кобель может быть разыскан по привычке его стоять на трёх ногах, в каковой позе и был наблюдаем. (подписи) Резолюция: считать за стихийное бедствие. Макароны, высушив, употреблять.
Капитан 1-го ранга Х..РУКОВ.
20 часов пополудни. Под восторженные крики собравшейся толпы крейсер «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ» отбыл, держа курс на зюд-зюд-вест. Капитан Х..РУКОВ отметил в краткой, но выразительной речи готовность личного состава всемерно способствовать тому, чтобы иностранный гость БРАМОЙЛЬ получил правильное представление о наших моряках и о пролетарском гостеприимстве крейсера «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ».
21 час пополудни. Соблюдая все необходимые формальности и отыгрываясь на волынке, крейсер «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ» миновал Мосты. БРАМОЙЛЬ в личной беседе с экипажем отметил высокую готовность Мостовых часовых исполнить свой долг.
22 часа пополудни. Крейсер «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ» вышел в открытое море, миновав капитальные, но очень пахучие сооружения «КИЕВ-КАКИ». Ветер два балла, скорость относительна, на курсе остров ПЛУТЫ.
22 июля. Ночь прошла спокойно. Вредитель муравей проел дыру ниже ватерлинии «ЛЕБЕДЯ», в силу чего БРАМОЙЛЬ был подмочен со стороны большого профиля. Капитан, выразив соболезнование, отметил, что большой профиль – это как раз не репутация… Противный ветер полощет грот, кливер спущен. Галсы – остро к ветру. Крейсер вступает в чужие воды. Трал подает неизвестную доселе фауну. 19 часов пополудни. Крейсер «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ», лавируя, вошел в лагуну атолла ПЛУТЫ и отшвартовался ввиду туземных поселений. Капитан в новых трусах и при бабайке отбыл на берег в сопровождении квартирмейстера. На борту БРАМОЙЛЬ и команда.
23 июля. Население ПЛУТОВ радостно приветствовало экспедицию. Гордая королева ЭСПЕРАНСА, которая только что по туземному обычаю выдала свою восьмилетнюю дочь за десятилетнего парня, милостиво разделила с экспедицией чай и сахар. Питаясь исключительно орехами и творогом, она с доверием отнеслась к европейскому меню и с интересом скушала чашу очищенной.
Параллельно этому на отлогом берегу атолла был произведен текущий ремонт «ТУХЛОЙ ЛЕБЕДИ», борта которой дали течь вследствие работы упомянутого выше вредителя муравья. К 18 часам пополудни «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ» вышла из лагуны, салютуя и отыгрываясь на волынке. Капитан Х..РУКОВ – на вахте. Команда ела суп.
24 июля. Противный ветер 8 баллов. Капитан отдал приказ пустить в ход мощную бабайку и сам подавал личный пример управления этим сложным механизмом. К полудню «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ» отшвартовалась у пустынного острова без названия. Команда отправилась на охоту, оставив крейсер под присмотром БРАМОЙЛЯ, который вызвался угостить кают-компанию кондёром «а la Bordelaise”, что и было им выполнено. Квартирмейстер СЦИКЛЕР убил дикую птицу неизвестного вида. Следует отметить примененный им новый, оригинальный метод стрельбы. Учитывая суточное вращение Земли и разное сопротивление нагретых и холодных слоев воздуха, квартирмейстер произвел необходимые выкладки и, выпалив в вычисленный заранее лопушок, убил упомянутую дичь под углом 450 к направлению своего прицела. Восхищенный экипаж долго приветствовал его находчивость. Суп «Bordelaise» был оценён кают-компанией; лишь квартирмейстер, ревнуя о своей быстро прошедшей славе, произнес глухо: «Нам бы покрутее, да покрепчае…»
Прошёл пароход, наполненный туземцами. Капитан Х..РУКОВ, испытывая нужду, прикрылся кустом в два вершка ростом и на почтительное замечание БРАМОЙЛЯ о параллаксах любопытных пассажиров, ответил: «А я на них положил…, за кустиком же ж…». Ответ морского волка не вполне удовлетворил БРАМОЙЛЯ и последний избрал для своего прикрытия и кустик и капитана. Ночь прошла спокойна. К вечеру налетели мужские комары, которые миллионами гибли на парусе, заливая его своей зелёной кровью…
Путевые записки вояжира Брамойля (отрывок)
...когда человек вступает во вторую половину своей жизни, он с грустью открывает для себя древнюю истину: молодость прошла, желания исчезли. Vouloir и pouvoir не совмещаются для него больше.
Большинство переживает это и с печальной скептической улыбкой созерцает ошибочные пути молодых безумцев, их неверные ходы, ведущие к ложным алтарям давно покинутых языческих святынь. Такова жизнь, безжалостно сжигающая на нечистых, платонических огнях гордыню, одиночество и нечистую любовь; жизнь, карающая себялюбца предсмертной смертью – жизнью с потухшими огнями.
Я, БРАМОЙЛЬ, не избег общей участи опустошенных созерцателей жизни и, следуя их узким и скорбным путем, давно уж пролил мимо пенную чашу борьбы, победы, мощной дружеской тризна иль гордой смерти…
Я, БРАМОЙЛЬ, не боюсь курносой смерти, ибо никто не может быть мертвее меня… Но тому, кто хочет жить и дерзает смотреть ей в глаза, тому, кто вырвался из костяных её рук – капитану Х.. РУКОВУ, Морскому Волку – следуйте все, ибо он жив… Заглушая бесплодные сожаления, гася воспоминания о сожженных днях, многие из пустых любят наблюдать и коллекционировать жизнь, устремляясь в пути-дороги. Навеки памятен будет мне капитан одного из моих путешествий, капитан Х.. РУКОВ, старый морской волк. Помните – следуйте… Мы плыли на «ТУХЛОЙ ЛЕБЕДИ», корабле без водоизмещения и определенной длины вдоль побережья «Архипелаг Гроб», названного так по причине подводных камней и образований, называемых «гатками» и «заборами». Представьте себе бескрайнюю синеву воды и неба, глядящих друг на друга, слитых в тесном объятии, и низкий, изрезанный лагунами берег на горизонте другой стороны, берег говорящий, шепчущий и подчас пронзительно ревущий под ударами волн и ветра. Мы знали, что значит этот вкрадчивый шепот, ласковое бормотанье: «подойди ближе, послушай мою сонную музыку, мы приласкаем тебя и …утопим…» и вдруг гневно сорвавшийся рев: «сожрем, сожрем» в длинном вопле, в фистуле адского piccolo… Команда притихла. Как удав, сожравший ягненка, стоит капитан. Одно ухо его смотрит на берег, туда же щурится дальнозоркий глаз, но нос-ледокол упорно на курсе. Капитан осторожно обходит врага, как гордый пёс, весь напряженный, обнажает испод к противнику, гордо писяя на столбы… Нам предстоял поворот через фордевинд близ ревущего берега. Сосредоточенная, безмолвная суета команды, что-то неуловимое в облике капитана и внезапно умолкнувший, как бы в ожидании, берег, всё это напрягло даже дряблые струны моего сердца… «К повороту», спокойный, чуть более громкий, чем обычно голос и снова тишина ожидания, «потрави кливер», «отдай»… Мысленно проделав уже поворот, я с кораблём, чуть кренясь и взрезая воду, уходил в бескрайние дали…как (вдруг) внезапный и, тем более губительный шквал измененного ветра бросил нас в сторону, влача корабль боком по измятой воде, навстречу гибели в острых зубах притаившихся дьяволов берега. Приподняв чёрные спины, в пене и водоворотах кипящей смолы радостно завопили они, простирая чёрные руки, предчувствуя фатальный хруст корабля… Команда застыла, томительно омертвев… И грозно, кроя ад, поднялся и зазвучал голос человека, как бичом сгонявший насморк: «Мать, перемать и туды… и сюды…10 раз… растуды… навались,… мать, перемать…». «К переносу готовсь!», «Есть к переносу!», «Даёшь!!!,»… В адском обратном ударе, изогнувшись под гротом, застонала мачта. «Не сдрейфь!…» и медленно, отпуская сжатые челюсти, я почувствовал своё сердце…. Вал, как стена Колизея, поднял корабль, вспыхнули вдалеке огоньки села и померкли в тёмном провале падения. «Никогда, никогда, нет…» – и поющей стрелой, в гордом полёте, чуть наискось, вырвалась «Лебедь, как сон, как кошмар, оставляя рыдающий берег… С лёгким креном, лопоча по гребешкам родимых волн, снова вперед, в синие воды дружеских стран…. «Упарились, мать перемать», сказал сам себе капитан и ласково крикнул: «На вахте, така сяка лошадь, так держать», «Есть, так держать.» Всё было сказано…Я понял всю фальшь моего желания пожать ему руку. Всё обошлось… И снова, вздымаясь на мостике, как удав, сожравший ягненка, держит капитан свой нос-ледокол впереди, сердце в руках и твердую совесть на курсе…
СУДОВОЙ ЖУРНАЛ КРЕЙСЕРА «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ»
Отрывок второй.
26 июля. Пол склянки. Вода спокойна. Томительно зудят мужские комары. Команда ела изумительную птицу – самоубийцу десять галлонов весу. Помянутая птица упросила юнгу ПАЦАНА застрелить её, угрожая, в случае отказа, большими неприятностями с её, Птицыной стороны. Кровожадный Пацан исполнил её просьбу. Находящийся на борту «ТУХЛОЙ ЛЕБЕДИ» профессор чёрной и белой магии, престидижитатор БРАМОЙЛЬ пытался пролить свет на столь странное поведение птицы. «Она», - объяснял он внимательной команде, - «принадлежит к ныне вымершему виду Epiornis’ов, именно, - это Canus domesticus, сиречь – гусь домашний. Возможно, что тоска одинокого существования и отсутствие перспектив продолжить свой род, к чему эта порода ещё более склонна, чем присутствующий здесь капитан Х..РУКОВ, - возможно, что всё это, как я отметил, и привело её к фатальному концу».
Команда стряпала самоубийцу круглые сутки, ввиду её огромных размеров, применяя различные способы варки, тушения и поджаривания. Работа была настолько обширна, что капитан и квартирмейстер всецело предались ей, пренебрегая даже естественными надобностями, что, как известно, вообще не полезно, а на широте тропиков прямо губительно. Это, впрочем, и незамедлительно сказалось самым роковым образом, увязавшись с другими немаловажными причинами, речь о которых следует. Потрудясь над изготовлением птицы, капитан с квартирмейстером пожелали вознаградить себя как супом из её потрохов, так и корпусом, приготовленным на приболке из середины хлебного дерева ЦЕРАБКОП, 12 килограммов которой корабль приобрёл у туземцев на берегу в обмен на несколько красивых талонов и пригоршню разменной монеты. Желая увеличить ёмкость своих пищеводов, они обратились к воздержанному БРАМОЙЛЮ, который не счёл себя в праве отказывать им, хотя и не одобрял чревоугодия, как такового. Он отпустил каждому по стопке водки, настоянной на коре того же универсального дерева ЦЕРАБКОП. Эта кора, будучи принята внутрь, прекращает почти все жизненные процессы и, отдавая абсорбированный в ней газ, расширяет стенки желудка и пищевода до неслыханных размеров, позволяя, таким образом, заполнить получившееся пространство твёрдыми и жидкими телами при условии, конечно, свободного выхода газов помянутой коры ЦЕРАБКОП. Произведя все надлежащие церемонии, мужественные люди сели обедать. Отошёл от стола, деликатно приседая, БРАМОЙЛЬ, откатился в сторону и заснул до прозрачности наевшийся ПАЦАН, два раза меняли курс, трижды отбили склянки, а капитан с квартирмейстером ели кондёр epiornis’a, будоража ложками сальную глубину и, хитро рассчитывая течение струй, вынимали всё новые и новые клёцки, окружаясь диковинными костями.
Тем временем «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ», дрейфуя, вступила в течение зелёной реки ПРОСЕРЕТИ, заходящей широкой, мощной, многомильной лентой в открытое море. Воздух потемнел, и багровое солнце с трудом пробовалось в страшных отбросах Проклятой Земли. Сильным ударом ноги отбросив котел, капитан зарычал и, шатаясь, рухнул в трюм; квартирмейстер же с изумительным блеском в глазах выпил воды и заснул, раскинув руки и ноги на баке. Корабль, руководимый дилетантом , зарыскал, заполоскался грот, защелкал кливер… Не имея возможности разбудить квартирмейстера, БРАМОЙЛЬ с ПАЦАНОМ придавили ему живот; и страшное морское заклятие, вышедшее из недр героя, как масло утихомирило воду и привело корабль к отлогому берегу. Из трюма раком вылез капитан и свалился на песчаный берег. Из глотки его торчала ножка Epiornis’a, а дыхание его, не находя природного выхода, с трудом пробивалось в тёмных недрах тела. Выход его сопровождался глухими раскатами грома – штаны его лоскутились…
Команда, обнажив головы, столпилась вокруг. «Братцы», проурчал капитан: «взяло меня за кишку». «Команда не выдаст». Нос капитана уперся в песок и он, как АНТЕЙ, черпая силы в родной земле, произнес: «Лоб твою ять, братцы, молочка бы похлебать». Тут, нарушая торжественность момента, пальцем внезапно заткнулся квартирмейстер и , странно шипя, как дурной квас, приседая побежал вдоль берега… Вечером, лёжа в трюме, страдальцы тянулись за кишку и слушали поучение БРАМОЙЛЯ. «В мире ничего не случается без причины. Этот редко выраженный случай тропической лихорадки обусловлен тем, что газы коры ЦЕРАБКОП под высоким давлением новопоступающих костей, клёцок и приболки перешли в жидкое состояние. Миазмы грешной земли довершили бедственную картину. Положение вас, а капитана в особенности, было совсем трагическим. Терапия в таких случаях противопоказана, ветеринария же предлагает в таких случаях пробитие бока задутого животного с последующим выпуском жвачки, к чему я и не замедлил бы приступить в случае малейшего ухудшения».
27 июля. Ослабев от троекратного приступа тропической лихорадки, капитан с квартирмейстером отыгрывались на кисляке, лежали рядышком в трюме, делясь впечатлениями: «А оно мене как вдарить в кишку на три пальца ниже пупа, так у мене туды его в душу, аж бок накренился…». От скуки друзья сочиняли стихи: «Море ревело, вдаваясь У перловые рифы…» Судно вёл дилетант БРАМОЙЛЬ. Обманываясь призрачным светом луны и переоценивая дрейф судна, последний, неопытный мореплаватель, подмял под себя мелевой бакен, видимый в течении долгого времени с правой стороны на траверсе. Означенный бакен нырнул с осветительной аппаратурой под судно и, по истечении непродолжительного времени, стал видим с другой стороны. Это маленькое происшествие в течение долгого времени веселило капитана: «Ото, стерва, с дилетантом,» говаривал он – «какой затопил маяк с персоналом укупе. А, квартирмейстер? Ты такого, сукиного сына, гимнастику видел?». На что квартирмейстер отвечал в нос «Хым» (нос у него запечатало навеки после перенесенной им тяжёлой болезни. Укупорка прочих отверстий его с успехом пользовалась чайной ложечкой).
28 июня. «Земля!» – закричали на вахте. Опытный мореплаватель, капитан Х..РУКОВ, характерной чертой которого было терпимое отношение к туземцам и уважение к очень распространенным у этих берегов тотемам, ещё издалека заметил наиболее чтимое табу – мост с берега на остров. Прохождение этого препятствия сопровождалось сложными процедурами. Капитан сошёл на берег и курил со старейшинами трубку мира, показывая им талисман, называемый «экскурсионной путёвкой». Рассмотрев его со всех сторон и даже понюхав, дикари признали право капитана на проезд. Корабль пришвартовался у левого берега Черкасс на ночёвку. .
ТУЗЕМНЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
(отрывок из газеты дикарей поселения Черкассы, посвящённой впечатлениям жителей о прибытии крейсера
«ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ»)
………………………………………………………………………..ото вчора ввечерi iдуть оцi, кричать, матюкають один одного, стрiляють гави та челiки – ото i я бачив: от одной милини до другої, наче нечистый их тягне. Тоди вылазять усї - тїльки рудий, отой мордастый не хоче! Лежить, як помещїк. Усї його матюкають, заливають водою, навїть веслами по срацї б?ють. Тоді вилизе, аж скривиться весь; і тягнуть оту халепу з милины на глибоке, а тоді знову сідают на милину. Один чернявый такий, як кінь довгастий, аж головою підпирае. Що то за люди, мабуть божевільники. А у вечері я бачив: став один, отой мяхкий, дебелий раптом, та гребе як собака швидко пісок під себе. Выбрав яму, а тоді в тій яме наварили чогось у великом казані. Пісок у казан сипае, а вони його матюкають. Далі, наїлися й поразбігалися в різні боки: сидять, кажний бумажку в руці держить, та аж стогне, пісок йому певно вадить А далі один, отой дебелий, як крикне: «Шабаш». Раптом знову побігли до купи, ще двічи стрельнули, як з гармати, тай полігали в середину – не чути й не бачити від того часу…
СУДОВОЙ ЖУРНАЛ КРЕЙСЕРА «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ»
Отрывок третий.
....в ночь на 29 июля крейсер «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ» принимал гостей из европейской резиденции поселка Черкассы. Гостей потчевали супом с песком и большими клецками, водкой и местным вином. Экипаж наперерыв угождал прелестным сестрам NN, которые в числе прочих посетителей осматривали крейсер. «Мне редко приходилось видеть столь мужественного капитана», сказала одна из них, прощаясь, «и столь доблестную команду. Соединяясь с истинно морским радушием, эти высокие качества произвели на нас незабываемое впечатление». «Клёцки были очень вкусные, а водки мало», добавила, лукаво и нежно улыбаясь, другая. Сестры отбыли в сопровождении квартирмейстера, которому, к огорчению прочих, выпала честь проводить их.
30 июля. Испытывая острый недостаток в снарядах для 16 калибра носового орудия «Бердань», капитан распорядился отлить картечь из запасов свинца, случайно находившегося на судне. Целый день команда шлифовала его на юте, снаряжая картузы для орудия. Пробный выстрел был ужасен по своему последствию. «Вроде столбом меня в ухо вдарило и даже глаза затрусились», отметил капитан свои впечатления. Столь невероятная стрельба вызвала длительный дождь, измучивший команду. Держа курс на зюйд при стойком фордевинде в 6 баллов, «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ» прошла забору «ТАБУРИЩЕ», вступив в теплые южные воды. Плавание отныне всё более и более осложнялось лабиринтами подводных камней и порогов. «На вахте вперёд смотреть в оба», - чаще прежнего командовал капитан. «Есть на вахте вперёд смотреть в оба!» – зверски отвечал ещё не проснувшийся вахтенный, срываясь на ноги…
31 июля. К вечеру крейсер «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ» на полном ходу, купая нос в рыхлой пене, стрелой влетел в удобную гавань КРЕМЕНЧУГА и с поворота отшвартовался у дамбы. «Команде на берег», скомандовал капитан, надевая брюки: «это радушный город, любящий моряков». И, действительно, послышалась прекрасная музыка, и дамба расцветилась огнями и прелестными женщинами, приветствовавшими доблестный экипаж. «Ребята, осторожней, чтобы носы не облезли», шутил капитан, «Есть не облезут», рявкнула команда, устремляясь по сходням…
…..Ветер крепчал, «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ», слегка накренившись, летела стрелой. Капитан был на вахте, СЦИКЛЕР уныло смотрел вперед, вспоминая гостеприимство КРМЕНЧУГА. БРАМОЙЛЬ, как обычно, думал с какой стороны испортить воздух: с подветренной или наветренной и всецело погрузился в свои мысли. ПАЦАН держал грот. Было скучно. Маленькое оживление внес спор капитана с квартирмейстером относительно курса крейсера, так как впереди за островом виднелись заградительные суда, именуемые «Черпалкой». Капитан не хотел рисковать крейсером и командой, не надеясь на достаточность вооружения, и решил обойти остров справа.. Квартирмейстер же доказывал, что путешествие по неизвестным водам может принести большие неприятности, а мимо «Черпалок» можно пройти незамеченными. НО мнение опытного моряка победило, и «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ», изменив курс, но не меняя скорости, понеслась по неизведанному простору… Опять стало тихо, и дремотное состояние мало помалу овладела командой. «Камни впереди!» – как гром на безоблачном небе вдруг раздался голос СЦИКЛЕРА. «Есть, камни впереди» - ответил почему-то ПАЦАН, чуть не выпустив с испуга грот. Р-р-р-раз, раз, р-р-р-раз – раздалось в том месте, где сидел БРАМОЙЛЬ, которому окрик помешал обдумать всё до конца. Один капитан Х..РУКОВ остался невозмутим: «Грот подтяни, вперёд смотри, к переносу готовсь», слышалось с юта его точная команда. Впереди, насколько хватало глаз, виднелась полоса искусственной преграды из плетня и камней. И только в одном месте двумя рукавами спадала вода, вселяя небольшую надежду на возможность прохода через запруду. А другого выхода всё равно не было. Полный фордевинд не давал возможности подойти к берегу до камней, так как были они уже достаточно близко. Капитан начал слегка нервничать. Он даже послушался совета квартирмейстера взял направление на правый проток, который казался последнему лучше проходимым. На крейсере все замерли в ожидании чего-то страшного. Слышен был только свист ветра в снастях , да рёв надвигающейся опасности. Всё ближе и ближе… Уже видны острые камни, буруны, пена, громадные волны; с шумом клокочет вода, низвергаясь…………… Еще миг, и страшный треск потряс до основания «ТУХЛУЮ ЛЕБЕДЬ». Нос её повис над бездной и замер. Мачта изогнулась тростинкой, грозя каждую минуту сломаться, и среди шума воды и ветра с трудом доносились до ушей растерянной команды нецензурные слова капитана… Прошли секунды, показавшиеся в тот момент вечностью. Вдруг крейсер, точно вырвавшись из цепких объятий смерти, рванулся вперед, как-то весь неестественно накренился, зарывшись носом в воду, потом выпрямился и снова гордо понёсся вперёд… «Ур-р-р-р-а-а-а» – раздался дружный крик, но он был заглушен другим растерянным возгласом: « в трюме вода…» «К повороту готовсь!» – вскричал капитан – «Выбирай грот!» ПАЦАН, потрясенный всем пережитым и полный важностью переживаемого момента, не справился с приказом. Грот, точно резвое дитя, вырвался у него из рук, и, в самый последний момент, когда крейсер уже повернулся к берегу, сорвавшийся со своего места гафель полоснул парус, превращая его в лохмотья. «Раз вашу мать, перемать»,- снова послышалось с юта… Кое как добрались до берега и, долго ругаясь между собой, капитан с квартирмейстером чинили парус, а остальные сушили подмоченное барахло.
СТИХОТВОРЕНИЯ
связанные с походом крейсера «ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ»
(По новейшим археологическим данным они были написаны вскоре после славной эпопеи. Большинство учёных приписывают им авторство БРАМОЙЛЯ, как и большинству текста судовых журналов).
ТАИНСТВЕННЫЙ ДОМ
И в тишину и в ярость непогоды
Стоит таинственный прозрачный дом,
В нём четверо отважных мореходов
И яркий вымпел веется на нём.
Тот дом стоит среди заборы мрачной
У дьявола морского на спине.
Стоит безмолвно. На стене прозрачной
Мелькают тени в призрачной игре.
За той стеной горят его лампады,
Смелей береговых, задымленных огней –
Взор рыбака с далёкой эстакады
Не раз тревожно обращает к ней.
К нему подходят с рёвом пароходы
И мужество теряя, вспять бегут;
Завидя дом отважных мореходов,
Сам сатана меняет свой маршрут.
И в тишине, под крики пароходов,
Стоит таинственный прозрачный дом,
В нём четверо отважных мореходов
И яркий вымпел веется на нём.
ОВЕРШТАГ
Ветер по морю гуляет
«ТУХЛУ ЛЕБЕДЬ» подгоняет,
«Приготовсь, е.…а мать,
Будем судно повертать!»
Для того, кто понимает,
Для того, кто не дурак –
Поворот на оверштаг!
Поворот не состоялся,
Капитан заматюкался:
«Впрочем, это ни х..
«Повернём с друга плеча.
Ни х.. не составляет
Повернуть с друга плеча –
Ламца дрица а ца ца.
Нас четыре молодца –
Двое х..в, три яйца.
ТУХЛАЯ ЛЕБЕДЬ
Ветер по реке гуляет
И кораблик подгоняет
Тот корабль вперед летит,
Муравей с него глядит.
Тот кораблик с виду белый,
А внутри насквозь гнилой,
Называется он «ЛЕБЕДЬ» -
«ТУХЛЫЙ ЛЕБЕДЬ» – не живой.
На носу сидит БРАМОЙЛЬ,
На корме сидит ТОЛЮША,
Посреди дышать нельзя –
Там живет один ПАВЛУША
ПЕЧАЛЬНЫЙ СТИХ ПАВЛИКУ.
О память, дней ушедших след.
Тогда Павлушу звали б….м….
Ты помнишь, Павлик, пару лет
С тобою мы дерзали рядом –
«Кто в буре понимает сорт,
«Кто сорт в скандале понимает –
«Эй, приготовсь! Держи на борт!
«А ветер нам фокстрот сыграет!…»
Волна, танцуя, облизнет
Неосторожного героя,
Напружась, ванта запоёт…
Теперь не то… теперь другое…
Ушли мы с палубы живой
Во мрак унылых приведений –
Всё вьётся ворон надо мной
И тихо окружают тени…
Мой бедный Павлик! Мы устали
От наших дней, от наших снов…
Так незаметно облетали
Пушинки лёгкие с голов…
И не воспрянет молодым
Полесьем чахлая земля…
О, юность – лучезарный дым –
Рассвет томительного дня.
Ссылки: