 |
АГАБЕКОВ Г.С.: ОГПУ И КОНТРАБАНДИСТЫ
Звонит настольный телефон. Я поднял трубку.
- Слушаю!
- Откуда говорят?- спросил голос.
- Это ОГПУ, - ответил я. - Кто спрашивает?
- Это товарищ Агабеков?
- Да, я вас слушаю.
- Здравствуйте, товарищ Агабеков, говорит с вами Доктор. Нельзя ли сейчас с вами встретиться? У меня срочное дело.
- Одну минутку, - ответил я в трубку и посмотрел на часы. - Хорошо, я буду через полчаса на нашей квартире, - и положил трубку. Я начальник отделения по борьбе со шпионажем и контрабандой в Ташкенте . В моем распоряжении до пятидесяти секретных агентов, работающих повсюду, начиная с иностранных консульств и кончая гостиницами и базарами. Я говорил по телефону из своего кабинета, комнаты *14. Звонил мне секретный агент по кличке Доктор, дававший сведения о контрабандистах. Это очень пронырливый человек из бывших торговцев. Раньше, вероятно, сам занимался контрабандой, а потом нашел более выгодным выдавать вчерашних своих коллег. Он даром не любит меня тревожить. Его сведения всегда наводят на верное дело. Я запер бумаги в несгораемый шкаф, сунул в карман револьвер, лежавший на столе, и вышел из кабинета. В гостинице "Касым", на Ура-Тюбинской улице, один из номеров занят неизвестным лицом. Это одна из моих конспиративных квартир. При входе в номер со стула поднялся мне навстречу выше среднего роста пожилой человек с брюшком. Тупые черты лица оживляли хитрые карие глаза. Большой загнутый нос придавал лицу хищный вид. Это - Доктор, прозванный мною этой кличкой, ибо он прекрасно разбирался в качестве контрабандных химических продуктов.
- Что у вас нового? - спросил я, усаживаясь.
- Маленькое дело, товарищ Агабеков, - сказал он, улыбаясь. - Я уже давно слежу за группой лиц, торгующих опиумом и сантонином, и вот сегодня я выяснил, что продавцом этих товаров является одна женщина по фамилии Н.
- Вы знаете ее адрес? - коротко спросил я.
- Да, я уже успел с ней познакомиться и побывал на ее квартире. Сейчас она имеет в наличии два пуда опиума и десять сантонина. Я обещал сегодня же привести к ней покупателя на эти товары. Так что дело верное.
- Так что же вы предполагаете делать? - спросил я.
- Я думал, не будет ли лучше, если вы пойдете со мной к ней под видом покупателя. Тогда вы сами убедитесь в наличии товара, - предложил Доктор. Я, обдумав предложение Доктора, согласился.
- Тогда пойдем сейчас же, - сказал он и, выходя из комнаты, добавил: - Только, товарищ Агабеков, не забудьте мою долю после ликвидации дела. Вы знаете, что у меня семья и сто пятьдесят рублей жалованья хватает с трудом.
- Не беспокойтесь, - прервал я его жалобы, - вы получите третью часть казенной стоимости захваченной контрабанды. Вам это полагается по закону. Дойдя до небольшого домика, мы постучались в калитку. Вышла средних лет блондинка с утомленным и озабоченным лицом. Видно, она вышла из кухни, не успев снять передника. Доктор любезно поздоровался и представил меня. Она беспокойно посмотрела на меня и, видимо не найдя ничего подозрительного в моем виде, предложила войти.
- Посидите в комнате, я сейчас, - сказала она, направляясь на кухню. Через минутку она вернулась к нам уже без передника и села. Торг наш был очень короткий. Она вытащила из-за стенного зеркала кусок опиума и порошок сантонина и передала нам как образец товара. Мы попробовали товар, нашли его подходящим и быстро пришли к соглашению в цене.
- Извиняюсь, мадам, я не знал, что мне сегодня придется купить такую большую партию товара, и не взял с собой достаточно денег. Если вам не трудно, я бы предложил вам пойти на мою квартиру, где вручу вам деньги, - предложил я.
- Хорошо, я только оденусь, - согласилась она и ушла в другую комнату.
- Итак, Доктор, когда мы выйдем из дома, вы покинете нас под благовидным предлогом. Ее же я возьму к себе, - прошептал я своему осведомителю. - Вечером придете на конспиративную квартиру, я вам принесу деньги за работу.
- Спасибо, - ответил он. - Кстати, у меня есть еще одно дельце. Может быть, к вечеру я сумею кое-что выяснить и передать вам. Мы шли по улице с женщиной одни. Несмотря на жару, она оделась в темное осеннее пальто, в котором ей, очевидно, жарко. Я вел ее по направлению к нашему зданию.
- Слушайте, гражданин, далеко еще до вашей квартиры? - спросила она после десятиминутной ходьбы.
- Нет, осталось всего два квартала, - успокаивающе ответил я. Мы завернули за угол, и вдали показалось наше огромное четырехэтажное здание.
- Ах, я что-то неважно себя чувствую, очень жарко, - беспокойно сказала моя спутница, распахивая пальто. Мы все ближе подходили к комендатуре.
- Ах, слушайте, - опять сказала она, - где же ваша квартира? Я что-то беспокоюсь, мне страшно почему-то. Женщина, видимо, чувствовала что-то неладное.
- Что вы боитесь, мадам, - успокаивал я ее. - Вот сейчас мы придем ко мне, получите деньги, и все будет кончено. Осталось несколько шагов до комендатуры.
- Ох! Я больше не могу идти. Я не хочу идти дальше. Мне страшно. Слушайте, это же ОГПУ! - выговорила она, уже чуть не плача. В глазах ее виден испуг и ужас.
- Не бойтесь! Разрешите вас поддержать! - Я взял ее под руку и повел в комендатуру. Она покорно шла. Длинная комната. Стоят три стола, отделенных деревянным барьером от посетителей. За первым столом сидит дежурный комендант. Темно-синяя фуражка с красным околышем, защитного цвета гимнастерка, неизменный револьвер на ремне через плечо. Темно-синие жандармские брюки заправлены в сапоги. У дверей стоит красноармеец с винтовкой.
- Товарищ дежурный, отправьте эту женщину под конвоем ко мне наверх, - обратился я к коменданту.
- Слушаю, товарищ Агабеков! Я вышел из комендатуры. Уже в дверях я слышал грубый голос дежурного:
- Ваша фамилия, гражданка? - это он заполнял для нее пропуск в здание.
- Итак, гражданка, вам, я полагаю, запираться уже нечего. Скажите, где у вас спрятан товар и кто вам его доставляет? - спросил я. Женщина сидела на стуле предо мной с бледным лицом, но она уже несколько пришла в себя и, видимо, приняла какое-то решение.
- У меня нет никакого товара, - ответила она.
- Как нет товара? А что же вы мне собирались продавать? - спросил я.
- Я только была посредником у другого человека. Если я продала бы товар, то взяла бы у хозяина. А у меня самой товара нет. Можете обыскать мою квартиру, - с жаром проговорила она.
- Ну, мы это сделаем без вашего предложения, а пока в таком случае скажите, у кого же вы должны были взять товар? - задал я вопрос.
- Ну, а это - хоть расстреляйте меня на месте - не скажу. Ни за что не скажу! - уже истерично кричит она.
- Что же, придется вам посидеть в подвале, пока не скажете, - спокойно сказал я.
- Товарищ красноармеец, - обратился я к часовому, сопровождавшему женщину ко мне и ожидавшему у двери, - отведите гражданку обратно в комендатуру, и пусть ее посадят до моего распоряжения. Красноармеец подошел к женщине. Она встала и направилась к двери; однако, не дойдя, она резко повернулась и, рыдая, говорит:
- Ах, не сажайте меня в подвал. У меня ребенок, что я буду делать? Господи, Господи! Я все скажу, только не сажайте.
- Так, я вас слушаю, - сказал я, приглашая занять место.
- У меня нет товара. Товар принадлежит Ахун-баю, кашгарскому купцу, который давал продавать мне на комиссию. Я бедная женщина, у меня ребенок. Нечем жить, - говорила она с трудом, сквозь рыдания.
- Скажите адрес Ахун-бая, - требовал я.
- Он живет на Урбе, - называет улицу. - Только, ради Бога, не сажайте меня в тюрьму.
- Хорошо, я должен проверить ваши показания, но я предупреждаю вас, что за контрабандную торговлю следует три года тюрьмы, и вы их получите, если сказали неправду. А если вы сказали правду, то мы посмотрим, что можно сделать для вас. Сейчас же вы посидите в комендатуре, пока я проверю ваши показания. Через полчаса я, снабженный ордером на обыск и арест, подъехал к ее квартире. Калитка была незаперта. Пройдя двор, я вошел в коридор и увидел направо кухню. Стоя у шипящего примуса, худенькая девочка лет двенадцати, надев передник матери, что-то размешивала в кастрюле.
-Как тебя зовут, девочка? - спросил я, подойдя к ней.
-Ольга, - ответила она, продолжая свое занятие.
-А что ты делаешь, Ольга? - спросил я.
-Мамы нет дома, и я смотрю за обедом, чтобы не пригорел, - ответила она.
-А где твоя мама? - опять задал я вопрос.
-Она ушла в город и придет к обеду. А ты можешь подождать ее, - предложила она, - она скоро придет. Я смотрел на эту девочку, ожидавшую свою маму к обеду. Мысли роем неслись в голове. Глядя на ее русую головку, я думал: "А что она будет делать, если ее мама не придет к обеду ни сегодня, ни завтра, ни через год?" Я вспомнил, что мне нужно сделать обыск. Но как? Как я мог делать обыск, раскидывать в комнатах вещи в присутствии этого ребенка, ожидавшего мать к обеду? Нет, ни за что!
-Нет, Ольга, я пойду, а ты смотри за обедом, - сказал я, гладя ее мягкие русые волосы. И в первый раз за всю службу я не выполнил своего долга. Я ушел, не сделав нужного обыска. Я остановился в одном из узких переулков Урбы у обитой жестью калитки и постучал. Через минуту за дверью послышались шаги, и калитка открылась. Передо мной стоял маленького роста смуглый кашгарец, на лице которого при виде меня выразилась жалкая улыбка.
-Вы гражданин Ахун-бай? - спросил я по-русски. Он мотнул головой.
-Я сотрудник ОГПУ и имею ордер на производство у вас обыска, - сказал я, перешагнув порог.
-Пожалуйста, - ответил он и начал беспомощно суетиться передо мной. - Только я вас прошу, пожалуйста, делайте все потихоньку, чтобы моя жена не слышала. Она лежит больная.
-А что с ней? - спросил я.
-Она вчера родила мальчика, - ответил он, и на минутку на его лице показалась счастливая улыбка. Я ему не поверил. Наверно, это трюк, чтобы получше запрятать контрабанду. Я пошел вперед и открыл первую дверь. Полутемная комната. Прямо на полу постелена постель, в которой лежит еще молодая женщина с бледным больным лицом. Рядом с ней что-то копошится и издает писк. С другой стороны сидит другой ее ребенок, мальчик лет четырех. Он смотрит на меня своими черными большими глазами, держа палец во рту. Я выскочил из комнаты и закрыл за собой осторожно дверь.
-Слушай, Ахун-бай? - обратился я к кашгарцу, и мы с ним говорили целый час. В своем кабинете за письменным столом сидел начальник секретно-оперативной части Моисей Борисович Гордон . Несмотря на свои сравнительно молодые годы, он уже до того разжирел, что едва помещается за столом. Его толстое рыхлое лицо и шевелюра сильно напоминают Зиновьева, и он, зная это, старается подражать председателю Коминтерна. Я сидел напротив и докладывал о работе моего отдела.
-Слушай, Агабеков, у тебя происходит что-то странное. Ты сегодня кого-то арестовывал, куда-то ездил с обыском - и в результате ничего. В чем дело? - спросил он.
-Да, я задержал двух контрабандистов, но после допроса решил отпустить, - ответил я.
-Почему? - опять задал он вопрос, подозрительно глядя на меня.
-Потому что оба они оказались лишь посредниками и у них не было обнаружено никакого товара. Кроме того, я долго говорил с задержанным кашгарцем и в результате завербовал его. Он обещал в течение месяца поймать для нас минимум сорок пудов контрабанды. Наконец, я думаю, что он нам пригодится и для разработки кашгарского шпионажа у нас. Исходя из этих соображений, я решил, что нам полезнее иметь сорок пудов опиума и плюс агента, чем лишнего арестованного в подвале, - ответил я.
-Да, но по закону ты не имел права освобождать их, раз налицо совершенное против государства преступление, - уже нервничая, говорил Гордон.
-Товарищ Гордон, может быть, с точки зрения законов вы и правы. Но я смотрю на дело иначе. Основной революционный закон - это закон целесообразности. В этом ведь коренная разница между нашими и буржуазными законами. Так нас учила и учит наша партия. Сейчас нам нужна валюта, и я уверен, что мы получим больше пользы от кашгарца, который нам будет помогать ловить контрабанду, чем от кашгарца под замком. Впрочем, если вы находите в моих действиях состав преступления, то можете привлечь меня к ответственности. Я же обращусь в комитет партии, - угрожающе добавил я. Я знал, что Гордон боится партийного комитета, ибо у него много грязных поступков, мне известных. Кроме того, ведь я был секретарем бюро ячеек ОГПУ и членом партийного комитета. Он побоится поднять дело против меня.
-Ну, ладно, дай Бог, чтобы ты оказался прав, - сказал он, вздыхая, уже примирительным тоном. Я оказался прав. Благодаря кашгарцу мы обнаружили не сорок, а сотню пудов контрабанды. Он же оказался полезным и в политических делах. Интуиция и на этот раз меня не обманула.
Ссылки: