|
|||
|
Герат захватили моджахеды
Ранним утром примерно часов около шести заскрипел зуммер полевого телефона, установленного у меня в спальне. Я еще, конечно, не был готов к работе. Взял трубку. И услышал непривычно официальный голос Черемных: - Товарищ генерал армии. Герат, кажется! - Владимир Петрович, когда кажется, - крестятся. - Я перекрестился. Но аэродром наш. Губернатор пока на месте. Радиостанция тоже удерживается. Вам надо лететь туда. - Подожди! Дай несколько минут подумать. Вот оно что? Диверсии диверсиями, террор террором, но за всем этим готовилось нечто большее. Умны пешаварские вожди! Неужели на очереди Кандагар? Там ведь тоже пока тихо, вероятно, чтобы притупить бдительность и губернатора, и уполномоченного зоны, и командира второго армейского корпуса Мир Тохмаса. Ну да ладно. Сейчас речь о Герате. Со слов Черемных я понял, что Герат или сдан, или почти сдан. А ведь там, рядом с Гератом 5-я мотострелковая дивизия под командованием полковника Громова и 17-я пехотная дивизия ДРА, полки которой ведут бои в предгорьях северо-восточнее и северо-западнее Герата. Все это молниеносно проносилось в моей голове. Я пытался нащупать суть события. Что делать? Я приказал Владимиру Петровичу срочно вместе с министром Рафи, Нуром, Зераем, Наджибом с разрешения Бабрака Кармаля немедленно вылететь в Герат. Взять с собой начальника штаба 40-й армии генерала Панкратова. Я сам через минут 20-30 тоже вылетаю в Герат. - Подтвердите - аэродром наш? - Так точно - наш! Я вызвал к себе своих товарищей, коротко сообщил им о резком изменении обстановки и просил Степанского, Коломийцева, Аракеляна с небольшой группой охраны вылететь в Баглан и изучить обстановку, чтобы потом доложить мне. Я с Сафроновым , Шкидченко , Петрохалко , Бруниниексом , Карповым и охраной немедленно вылетаю в Герат. Умны же пешаварские вожди! - еще раз пронеслось в моей голове. В течение почти двух недель они держали нас в напряжении по всей стране, проведя жесточайшую операцию террора и диверсий. Так искусно подсиропили нам в самый канун XXVI съезда, когда предстояло держать отчет за дела в Афганистане. (Для молодых читателей напомню, что в то время очередной съезд КПСС являлся событием огромной значимости, к которому готовились и отчеты, и рапорты, и перед которым все стремились выглядеть самым лучшим образом. Вот почему мы придавали такое значение съезду.) Нелегкие думы одолевали меня в то утро, пока я летел на Ан-24 в Герат. Падение Герата означало бы образование оппозиционного генерал-губернаторства или Гератской республики (в древности Герат был столицей Афганистана). За этим могло последовать создание правительства, обращение к ООН. Стране в таком случае будет навязана тяжелая гражданская война в условиях советской оккупации. Я размышлял о докладе Черемных. Он основывался на докладах тех, кто проморгал возникновение и развитие ситуации. Да и сам Черемных, конечно, смягчал факты, о которых докладывал мне. Предстояло, прилетев в Герат, во всем самому лично разобраться. Я чувствовал, как бремя ответственности начинает наваливаться на меня всей своей тяжестью - и не было никого, кто мог бы разделить со мной это бремя. Предстояло принять решение, отдать приказ на его выполнение и - ждать и требовать результата. И от этого результата могла зависеть обстановка во всей стране, да, скажу, и моя судьба. Впрочем, я размышлял уже и о том, как вовлечь в разрешение сложившейся обстановки руководителей Афганистана. Ведь, в конце концов, это их страна. И я должен был умело сыграть на их государственных и личных интересах. Во дворце, в Кабуле, должно быть, сейчас паническое настроение. Черемных, доложив Бабраку, наверняка увидел его широко раскрытые в ужасе глаза, в которых светилась готовность немедленно отправить к месту событий и Нура, и Зерая, и Наджиба, и Кадыра, и Рафи - всех-всех, лишь бы шурави уладили дела там в Герате. Ума и изворотливости у него на это хватало, чтобы оценить критическое положение на северо-западе страны. А наш товарищ О. во всем ему, конечно, поддакивает и тоже дрожит как осиновый лист. Обидно было. И непоправимо тоскливо! Ведь предупреждал я и Ткача , командарма-40, и уполномоченного по зоне Герат Сарваланда , и генерал-лейтенанта Виталия Валериановича Бабинского : будьте бдительны, спокойствие в Герате может быть обманчивым. Но, видимо, не дошли мои слова до них. А, может быть, скорее всего так - перехитрили их моджахеды. Я ведь знал, что у Бабинского хорошие отношения с руководителем одной, как он называл, банды, что он с ним пьет и ест из одного котелка, что они регулярно встречаются раз в неделю. Я шутил: знаю, для каких целей встречаетесь: до баб оба охочи! Вот и доигрались! На аэродроме встретила меня довольно пестрая группа. Первым подошел генерал-лейтенант Бабинский в маскхалате, перепоясан крест-накрест патронташем, на ремне фанаты, а на ногах модельные ботинки. На голове какой-то афганский чепчик. - Товарищ генерал армии? - Виталий, ты как будто только что прибыл со свадьбы в Малиновке? - Да, тут вырядишься! Пощадил, не стал дальше бить по самолюбию моего друга. Пока не до этого, хотя и трогательно смешно. Вслед за ним подошел Сарваланд (один из теоретиков парчамизма) Он тоже был в маскхалате, в солдатских кирзовых сапогах и в шляпе. Третьим подошел щеголеватый, круглолицый, краснощекий, в начищенных до блеска генеральских сапогах с негнущимися голенищами полковник Громов , командир 5-й мотострелковой дивизии. "Этот похоже торопится пробиться в генералы, - мелькнуло в моей башке при взгляде на полковничьи с генеральской колодки сапоги. - Вот, Виталий Валерианович, в каком виде надо встречать старшего, - буркнул я. А когда полковник Громов снял фуражку, я увидел его прическу под парижского гарсона и неприятная мысль меня резанула: "черт возьми, вот кто бежит вприпрыжку нам на смену!". Именно тогда я подумал об этом, хотя сейчас, зная, кем стал Громов, можно было бы подумать, что я запоздало так пишу о нем. Отнюдь. Присутствовало в этом человеке нечто такое, что не вызывало моих особых симпатий к нему. Я знал, что он был протеже Сергея Федоровича Ахромеева . Именно Сергей Федорович довел его через Генеральный штаб до командарма-40. Ну, да это частности. Зашли мы в автобус командира дивизии. Из докладов стало ясно, что в течение нескольких суток в Герате сохранялась спокойная обстановка. Администрация работала. В магазинах, в дуканах и на базаре бойко торговали. Комендантский час продолжал действовать в несколько ослабленном режиме. Ничто не предвещало резкого изменения обстановки. 17-я пехотная дивизия продолжала вести боевые действия северо-восточнее и северо-западнее Герата. Ее подразделения охраны и боевого обеспечения - несколько рот - оставались в Герате. Но это были неорганизованные и малобоеспособные подразделения. 5-я гвардейская мотострелковая дивизия занималась боевой подготовкой и вела боевые действия в зоне и не имела прямого отношения к Герату, кроме обеспечения охраны и обороны генерал- губернаторства, радиостанции, банка и некоторых других учреждений. И вот вчера примерно в середине ночи, во всем городе одновременно раздалась интенсивная стрельба. Началась атака на ключевые объекты - генерал-губернаторство, радиостанцию, на управление зоной Герат и другие учреждения. Генерал Бабинский с Сарваландом, в чем попало выскочив на улицу, удачно избежали смерти и оказались на аэродроме. К утру Герат почти весь находился в руках мятежников. Но все дело в том, что - по моим оценкам - они своей задачи не выполнили. Генерал-губернаторство, прочно обороняемое тремя танками, шестью БТР и БМП, батальоном 5-й мотострелковой дивизии, а так же радиостанция, примерно с такой же охраной, - остались нашими опорными пунктами в Герате. Погибло много людей из рот обслуживания и боевого обеспечения 17-й пехотной дивизии. Были, конечно, потери и в 5-й мотострелковой дивизии. Мы оказались перед лицом утраты Герата. Но, повторяю, главный объект - радиостанция - находилась в наших руках. К 9-9.30 утра атаки прекратились, и в Герат вернулось спокойствие. Противник, вероятно, приступил к оценке обстановки и выработке новых решений. Точно тем же занимался и я.
Внешний эфир, как мне доложили, был спокоен. О Герате ни звука. Значит, пешаварцев что-то затормозило в Герате, дальше развивать успех они не смогли. Цепь действий где-то разомкнулась? Я находился с оперативной группой на аэродроме Герата и обдумывал способы скорейшей очистки города от моджахедов. Положение вырисовывалось как критическое. Оно толкало на действия, которые вызывали во мне внутреннее неприятие. Я понимал, что на меня может лечь тяжелая моральная ответственность, если я пойду на открытый штурм города. Поэтому надо было и Герат возвратить и не оказаться человеком вне законов морали. А как это сделать - я пока не знал. Но уже твердо был убежден: Паузой в действиях душманов надо немедленно и самым решительным образом воспользоваться. Подавить их инициативу в самом зародыше, застращать, запугать, деморализовать всей силой нашей техники, огня, организацией действий. Все пустить в ход и незамедлительно! Но как? Прилетели на аэродром Черемных, Нур Ахмет Нур, Зерай, Мухамед Рафи, Наджиб, Гулябзой, Кадыр. То есть за исключением Бабрака, Кештманда и Родебзак сюда прибыли все высшие государственные руководители. Вместе с ними прибыл и начальник штаба 40-й армии Панкратов . Для меня это, конечно, было хорошим подспорьем. Собралась таким образом мозговая сила, на которую можно было положиться, чтобы оценить обстановку и принять решение. По радиостанции через ретрансляцию "булавы" меня вызвал Устинов . Тихо, спокойно и властно он спросил: - Герат сдан? Не успел я ответить, как в трубке послышался голос телефонистки: - Предупреждаю, связь ограниченной секретности. - Город наш. - Доказательства? - Генерал-губернаторство с администрацией в Герате под нашей надежной охраной и обороной. Радиостанция под еще более надежной охраной и обороной. Аэродром, где я нахожусь - наш. В городе спокойно. - Сколько времени понадобиться для его очистки? Черт его знает!.. Мне сейчас это вспоминать - как в ледяную воду прыгать. Но тогда было не до эмоций. Молниеносно прикинул и отрубил: - Двое-трое суток. Ждал следующего вопроса. Будь моим собеседником покойный министр обороны Гречко, он спросил бы: "Каким образом думаешь решать?". То есть он взял бы половину ответственности - если не больше - на себя, утверждая мое решение. Но Устинов не стал спрашивать, каким образом решаю дело с Гератом, а дал понять мне, что, мол, делай, мил-человек, сам, что ты решил делать, и неси за это ответственность. Сам! Вот почему в трубке раздалось только одно слово: - Утверждаю! Конец связи. Я проинформировал об обстановке прилетевших из Кабула товарищей. Время терять было нельзя. Они ждали моего решения. Но к аппарату вызвал меня теперь уже Ю. В. Андропов . - Как живете-можете, Александр Михайлович? Я только что разговаривал с Дмитрием Федоровичем. Знаю обо всем. Одобряю сроки. Действуйте. Этот тоже не спросил, как я собираюсь действовать. "Как?" - этот вопрос заслонял, казалось, все небо. Извинившись, я попросил всех выйти из автобуса, задержав только Черемных. Надо было принять важное решение и взять всю ответственность на себя. Мы сидели и молчали, обмениваясь взглядами и, не раскрывая рта, мыслями. Где же ты, единственно верное решение?.. Сидим. Молчим. Думаем. Зазвонил телефон. Оба вздрогнули. - Здравствуй, Александр Михайлович! - голос Огаркова . - Только что я говорил с Константином Устиновичем. Бог мой, как все завертелось!.. - Он передает тебе привет и сказал, что САМ ждет положительного ответа не позже, чем через двое-трое суток. Ты уяснил, кого я имею в виду. - Уяснил. Дорогой Николай Васильевич, уяснил. Что мне рекомендуешь делать? - Тебе виднее. Но что бы ни было, за тебя я постою. Опять сидим молча. Думаем. Думаем. Наконец Черемных, догадавшись о моих мыслях, сказал: - Я знаю о чем вы думаете, Александр Михайлович, и разделяю ваши намерения. За двое суток Герат во что бы то ни стало надо вернуть! Я почувствовал признательность своему другу за поддержку. Он продолжил: - Всей силой подавить! Прижать к земле! Заставить ждать и ждать штурма! Но! - и он дал мне самому принять решение, касающееся этого "но" - на то я и занимаю должность Главного военного советника, чтобы все остающиеся "но" брать на себя. - Приглашай. В автобус вернулись все те, кого я ранее попросил выйти. Как правило, командующий или главнокомандующий свое решение предваряет изложением замысла: чего и каким способом добиться. Затем формулирует само решение, и затем уже ставит задачи. Эта классическая формула не подходила к данной неклассической обстановке. Я обратился через переводчика к своим коллегам. - Обстановка тяжелая. Герат практически сдан. Но есть у нас надежда и уверенность за двое-трое суток его очистить. Мы имеем опорные пункты в городе - генерал-губернаторство, радиостанцию и имеем в своем распоряжении достаточно сил - в пределах до двух дивизий под Гератом. Сейчас нужны решительные действия, и для этого - ваше согласие и ваша помощь. Не зная еще моего решения, не зная о конкретных действиях, все зашумели: мол, согласны, будем действовать. Приказывайте! - Первое: товарищ Сафронов, организуйте облеты города посменно четверкой, а с 14 часов сегодня и восьмеркой вертолетов, с ведением огня холостыми зарядами в течение всего дня. Второе: командиру 5-й гвардейской мотострелковой дивизии и командиру 17-й пехотной дивизии сформировать сто боевых групп в составе: танк, два-три бронетранспортера или БМП, 25-35 человек смешанного состава - к утру завтрашнего дня. Ответственные - генералы Шкидченко (по 17-й пехотной дивизии) и Панкратов (по 5-й мотострелковой дивизии). Третье: в течение дня к наступлению ночи Герат обложить со всех сторон силами 5-й и 17-й дивизий, прикрыв все выходы и входы в Герат. Четвертое: с наступлением темноты вести мощный непрерывный огонь из всех видов оружия с использованием тысяч осветительных ракет, имитируя атаку на Герат по всему периметру. Заставить моджахедов ждать неминуемого штурма города. Пятое: с утра - время "Ч" установлю дополнительно - с 24-х направлений, разбив на четыре сектора, эшелонируя в три-четыре эшелона группы, вслед за танком, БТР и БМП - идти по Герату на соединение в центре города у генерал-губернаторства и радиостанции. На выстрел - да простят меня Господь Бог и Аллах - отвечать залпом. Да, залпом! В выполнении этих задач иметь ввиду главное - избежать кровопролития. Для этого - сегодня днем и вечером разбрасывать листовки следующего содержания: город окружен, моджахеды, сдавайтесь, оружие выбрасывайте за дувалы. Кто будет сопротивляться, подлежит расстрелу на месте, кто сдастся - будет помилован. Секретари ЦК НДПА закивали головами: согласны. - Кто подпишет эту листовку? Встал Нур Ахмет Нур , встал и Салех Зерай . - Подпишем мы. Я посмотрел на Черемных. В его глазах мелькнул сигнал - "против". Я поблагодарил Нура и Зерая за их смелость, но сказал, что пока не надо подставлять под удар партию. - Думаю, что вернее будет подписать листовку? - Я медлил. Тогда встал министр обороны Рафи - Верно, министру обороны. Встал и Наджиб . - Верно, - говорю, - и председателю СГИ. Помявшись, Сарваланд тоже встал. - Я подпишу. Как уполномоченный ЦК НДПА по зоне Герат. - Общий расчет сил и средств, времени исполнения и общее руководство по очистке Герата, Владимир Петрович, возлагаю на тебя! - Есть! - Все свободны. Я остался в автобусе один со своими тяжелыми раздумьями. Правильно ли все сделано? Сам себя утешал, что да, правильно. Прошло много лет, и теперь я себе говорю: в той обстановке именно так и надо было действовать. Ссылки:
|